Арно Шмидт - Респубика ученых

«Нет! не надо туда ходить!» прошептала она с мольбой, содрогаясь. И я остановился, ибо в противном случае доказал бы не храбрость, а постыдное знакомство с этой проклятой чертовщиной. / Итак, блуждающий огонь, конечно. Одна из разновидностей тех, что возникают и у нас, когда природный газ загорается и горит часами. Однако вождь отрицательно покачал головой атлета: «В земле нет никаких щелей, ни дыр, ни пор». / (Когда кентавров собиралось много и у них было время, они спешили окружить такое место кольцом из плоских камней.)

Так мы долго стояли, глядя друг на друга. Мы, Brothers Three: contra[47] огненного куста. (Тот был тих; розовокудр. Лишь однажды он резко метнул верхушкой в сторону (из чего мы заключили, что он прекрасно может обойтись и без нас).)

«Душа тирана Формидаллса!» (прежде чем я сумел объяснить им, что там горит). / И дальнейшая информация для меня: «Злой дух, нас создавший». — «Значит, вас создал злой дух?» — заинтересованно спросил я; и они удивились: «Да. А вас что, разве добрый?» (А он — недаром ведь был предводитель, витязь & мыслитель — добавил веско: «А есть ли добрый дух?». -. -[48]) Я предпочел не отвечать, я не слишком уютно чувствовал себя (никогда не чувствовал себя достаточно уютно!) в своей розовой коже.

Потрусили дальше: луна (при этом я и сам употребил уже их Gowchromm!) подняла голову и свесила ее набок: и вскоре мы скакали, усталые, в желтых мирах.

Заночевать?: «Скоро. Целая вереница пещер».-Я соскочил на землю и пошел пешком (хотя душа была не на месте: раньше надо было слезать, когда дорога вела в гору!) между ними, сквозь безросую ночь. После нескольких минут вялого разговора на горизонте показались

островерхие кровли, вонзившиеся в темнеющее небо. У въезда в поселок еще сохранился щит: «Канделярия». / Он взглянул на меня по-британски:[49] «Что это, собственно, значит?» И я охотно объяснил ему происхождение этого названия, которое он, как мне показалось, тут же мысленно приспособил к новым словообразованиям.

Итак, мы вошли в покинутый город; с лицами, освещаемыми неверным светом луны. / Улицы были занесены песком, который приглушал наш шаг (у некоторых стен его скопилось до метра; «у стен», когда идешь по улице, лучше сказать, чем «перед стенами»). Немо и пусто глядела на нас Gowchromms. Вдалеке послышался какой-то хлопок (оконная рама от ветра?). «Канделярия, Канделярия» постоянно бормотал наш шеф, осваивая новое слово). / Мы вошли в какое-то помещение на первом этаже. Разместились на занесенном песком полу.

«Ах, здесь их не бывает!: они ведь постоянно должны что-то сосать», (never-never): «Литрами кровь или сок растений, иначе они быстро высохнут». — Они вынули из мешочков крупные колосья и принялись жевать, негромко хрупая зернами. Салджа незаметными маневрами притиснулась поближе ко мне (с наслаждением жуя какую-то солоноватую травинку: на десерт) / На неглубоком горячем песке. / «Тень единорога на лунной желтизне»: как название картины (или просто «Тень единорога». — «Единорог» здесь, однако, совсем ни при чем!).

«Почему: вы не располагаетесь здесь на зиму? В этих покинутых городках?» / А она: «Бело?» (это они зиму так обзывают?) Они изложили свои взгляды на этот предмет (то есть вождь, а Салджа тем временем притискивалась все ближе): «Бело? Это очень плохо!» / Неторопливое обоснование: «Совсем особенные голоса. Деревья наливаются сверху кровью и дрожат. Gowchromme ходит съежившись и мерзнет; и опрокидывается рябой спиной. Никакой травы, разве что откопаешь где с большим трудом — не-е, уж мы лучше тогда все уходим — на полдень».

Трапеза окончена. Он еще раз выглянул наружу: что с погодой?: Нет, пыльной бури не будет. Насыщенные лунным сиянием четырехгранные песчинки, казалось, источали тепло (на вкус горчили, словно крупинки буры). «Красное Пятно» словно прожгло ему подбородок. Еще ближе Салджа вряд ли сможет держаться!

Струящийся строй тихотомного токования:[50] а уж мы времени зря не теряли. На мягком ложе из темной парчи. / Вождь сунул голову в угол и трубно храпел (вскидывая, однако ж, голову при всяком постороннем звуке. — : «Но сейчас нельзя, Салджа!» — (И без того не даем спать единорогу. — А интересно, есть ли дырка у него в шляпе?: Посмотреть завтра утром.)). / Из паучьей пряжи луны свисали волокна света, похожие на синтетические. Она уползала все дальше по своему желтоватому небу. А там и я отключился. («Поцелуи на ночь способствуют беспокойному сну»: истинная правда!)

: кругом густой красноватый аромат: он шел словно бы из ее ноздрей, так раздувались они при вдохе. / (Быстро встал, чтобы справить одну — нет, все же две! — естественные утренние надобности (дерьмо курящегося миазмами болота вязкого тумана перевитых зарослей влажной духоты).)

«Bye-bye!»: на окраине местечка; и тут еще простершаяся в заклинании волосатая рука кактуса: это с топотом промчался мимо вождь: Парень что надо, ничего не скажешь! (Многократное эхо гулким звуком отдалось у светло-розовых домов.) (Обернувшись в последний раз, я приметил еще одно скрюченное дерево, с трудом пробившееся к свету на скудной почве: хочет, значит, чтобы и его упомянули.)

И: Ну, Салджа? Как же так? Первый свежий утренний взгляд предназначался не мне?!: Ты хочешь сюда!»: она и думать забыла об утреннем луге; пошла надо мной лансадами, высоко взлетая в воздух; ну и кутерьму мы с ней устроили! «О Салджа» (я чуть ли не на голове стоял!).

Но ведь правду говорят: «Без устали катящаяся машина однажды останавливается»[51] — Она рассматривала меня с разочарованием; но я вам, в конце концов, не герр Кулес. / Затем ей в голову, казалось, пришла спасительная мысль: «Знаешь, там, у окраины, явно кое-кто есть!»). -

Там дальше, у окраины; мы проскочили уже и другой конец местечка. / Интермедия: она сверхпылко обняла меня: «Ты не остался бы здесь? Со мной как с женой: Садись на меня; и мы поскачем: Куда-нибудь!»

Утренняя гроза развеяла мое смущение; она тоже отвлеклась от своих замыслов, и мы следили за редкими сполохами молний. / Пастьба на Крике, лес сабель над одурманенными битвой головами, все ждало первого грома: и воздух взрывался! Она поколебалась, потом узнала и сделала головой отрицательный жест).

Нет! Нельзя скакать на ней! Лучше уж я зацелую ее, вот отсюда до Oho; и тут снова пришла в голову прежняя мысль (пожалуй, древнейший трюк кентавров; тайна жен вождей; (без обиняков сообщенная дочкой вождя своим подругам!».