Адам Вишневский-Снерг - Нагая мишень

На мол я вскарабкался промокший до нитки. Нузан к этому времени уже вернулся на берег.

— Прости, — рассмеялся он. — Этот случай, скорее, чем долгая лекция, заставит тебя понять, почему здесь мы не сможем расстаться. Впрочем, сейчас мы и не сможем отправиться вместе на континент, поскольку пленены на острове. Вон те сукины дети, — указал на мужчин, стоящих на трапе, — ехали за нами от Бриллиантового Поместья. Это следовало предусмотреть! С этого момента агенты де Стины будут дежурить в порту круглые сутки и не пропустят нас на любое судно.

Было жарко. Я снял рубашку и брюки, выкрутил их и повесил сушиться на ограде мола.

— Но что меня столкнуло в воду? — спросил я.

— Рама экрана, — с коварной усмешкой ответил Нузан. — Я подтолкнул ее с одной стороны, а противоположная сторона сбила тебя с помоста. Я знал, что в данной ситуации тебе грозит лишь купание в теплой водичке. А вот если бы я прокрался на судно и отплыл от берега, корабль тащил бы тебя за собой на расстоянии в две сотни метров, но, может, и я бы вылетел за борт, в зависимости от того, кто из нас на своем месте нашел бы более крепкое место, чтобы закрепиться. На Крыше Мира не пошутишь! В одном стереоне два человека по техническим причинам не могут удалиться один от другого на расстояние, превышающее длину диагонали экрана. Этот факт создает различные рискованные ситуации. Например, некто настоящий, занимающий место в купе отъезжающего поезда, оставляя второго живого зрителя на перроне, подвергает того смертельной опасности. Потому-то внешние стереоны, в принципе, следует смотреть индивидуально. Разве что члены группы прекрасно знают законы этого мира и доверяют друг другу. В противном же случае, очень легко вернуться в муравейник.

— Но ведь для того, чтобы попасть из Бриллиантового Поместья в порт, мы преодолели расстояние значительно больше, чем двести метров. А дорога из Лондона в Капри? Или же экран перемещается с нами по поверхности Крыши Мира?

— Нет, тут он никогда не меняет своего положения.

— Следовательно, остается только вторая возможность: я должен поверить, что в его жестких рамках перемещаются пространственные образы людей и предметов, окружающих зрителя.

— Именно так оно и есть! И по-другому быть не может, ибо, начиная с момента, когда нас окружила нереальная толпа любителей песен, мы постоянно остаемся внутри одного из блоков стереонов. Наш трехмерный экран представляет собой параллелепипед длиной в двести, и высотой в пятьдесят метров. Третье его измерение можно назвать глубиной экрана. Он составляет сто метров. Этот параллелепипед — точно так же, как и прямоугольный экран в зале кинотеатра, где демонстрировали плоские фильмы — занимает определенное место на Крыше Мира. Стенки его неподвижны относительно киносъемочной площадки. Перемещаются только пространственные образы, которые заполняют внутренности, ограниченные стенами, в чем ничего военного еще нет, ведь именно так же перемещаются пейзажи в неподвижной рамке телевизора. Но здесь прибавляется третье измерение и возможности активного участия зрителя в формировании весьма убедительной фикции. Участие зрителя является непосредственным, поскольку ему уже не надо воплощаться в экранного героя: он является им на самом деле. Перемещением пейзажей и персонажей дистанционно управляют автоматы «фабрики материальных снов». Сложная аппаратура моделирует сценографию места, окружающего зрителя, в любой момент придавая пространственным формам внешность, свойственную фабуле определенного стереона. Эти устройства молниеносно реагируют на все изменения, вводимые в действие зрителем, одаренным вольной волей в своих поступках: они сразу же приспосабливают изображенное окружение к новой ситуации. Хотя начало драматургического действия в каждом стереоне подробно определено, его последующее действие может значительно отличаться от сделанных в сценарии наметок. Здесь зритель является соавтором произведения, а не только пассивным потребителем. Но ты не ответил мне на вопрос: нравится ли тебе стереон, который мы смотрим?

— Я совершенно не думаю об его содержании. Меня подавила форма данного зрелища. Разве дикарь размышлял бы о содержании слов радиоведущего, если бы кто-нибудь поставил перед ним говорящий ящичек? Я чувствую себя словно один из тех первых зрителей, кто желал сбежать из зала, когда демонстрировали первый в истории кинематографа фильм о прибывающем на станцию поезде. Меня поглотил сам механизм чуда, а не сценарные судьбы людей, сражающихся с террористами. И до сих пор я еще дезориентирован, словно ребенок. Например, я не понимаю, что происходит с действующими лицами, которые сами покидают рамки экрана или же, по каким-то другим причинам, не помещаются в них.

— Ну не должен же я тебе во второй раз объяснять, что живой человек может покинуть экран только одним путем — посредством смерти. Для наших тел панорамные стены этой огромной клетки являются непреодолимыми, а другие персонажи, которых мы здесь видим, тоже — во всяком случае, никогда в реальности — не перейдут на другую сторону. Когда они пересекают граничную плоскость (нам она кажется абсолютно прозрачным стеклом), мы видим ее изнутри, как будто идем дальше в глубину стереоскопического изображения, которое расстилается за этой невидимой границей и является продолжением внутреннего пейзажа. Фактически же, эти персонажи исчезают в момент выхода за одну из шести стенок экрана. Они перестают существовать в качестве пространственных изображений, но соответствующие аппараты сохраняют в своей памяти точную запись их строения и воспроизводят их многократно в случае необходимости, то есть, при каждом их возвращении вовнутрь параллелепипеда. «Здесь нет никакого чуда», — заявили бы в подобных обстоятельствах конструкторы первого в мире кинематографа. — «По техническим причинам весь поезд не помещается на экране». Вскоре ты освоишься с этими фактами. Но, прежде чем это произойдет, нам нужно подумать о ночлеге.

На следующее утро меня разбудил телефонный звонок. В первый момент я даже не сориентировался, где нахожусь.

Я лежал под одеялом в светло-зеленом пододеяльнике, на узкой койке, хотя и в обширной комнате, две стенки которой были выложены дорогостоящими деревянными панелями. Нузан спал на кровати, стоящей напротив широкого окна. В углу комнаты стоял большой цветной телевизор. Шумящий телефон стоял под рукой — на шкафчике рядом со стереофоническим приемником.

Я поднял трубку. Звонил Мельфеи. Он извинился за то, что разбудил меня так рано, и пообещал, что через полчаса посетит нас в гостиничном номере. Положив трубку, я глянул на часы. Семь утра. Только тогда до меня дошло, что ночь мы провели в гостинице, где проживали террористки.