Вадим Михальчук - Глория

Вперёд вышел черноволосый, со сросшимися густыми бровями, острым длинным носом и широким ртом, толстые губы обнажали ряд потемневших зубов. Руки с большими лопатообразными кистями он скрестил на груди.

Я смотрел на него, ещё не зная, что стою лицом к лицу со своим врагом, врагом с большой буквы, врагом на всю жизнь.

— Никто не смеет находиться на моей земле, — коротко отчеканивая слова, сказал мой враг.

Я продолжал смотреть на него, а внутри меня толчками, идущими от сердца, рос страх, перехватывающий горло.

— Что ты молчишь, идиот?! — вскричал он и в его глазах я увидел бешенство, исказившее его губы в неровной усмешке.

— Я просто здесь спал, — запинаясь, сказал я и увидел растущую злобу в его глазах, дикую злобу безумца.

— Наверное, ты видел сны, идиот, — он оскалил зубы в усмешке, — видел красивые сны.

Я молчал и страх рос во мне, наполняя рот привкусом меди.

— Никто не видит сны, пока я не скажу, — он перестал улыбаться, — никто!

Камень, брошенный чьей-то меткой рукой, ударил мне в голову и кровь брызнула мне на лицо. Сквозь кровь, заливающую глаза, я увидел, как он развёл руки, сжатые в кулаки, в стороны, и услышал его безумный голос:

— Давайте сделаем так, чтобы этот идиот больше не видел снов.

Я бросился к нему, ударил его головой в лицо, сбил с ног и бросился бежать. Страх сделал это за меня, страх вёл меня, когда они бросились за мной, что-то крича.

Я вытер кровь с лица на бегу. Я боялся оглянуться, я не оглядывался, но знал, что они — за мной. Камень пролетел мимо моего уха и ударился о выступ стены. Я бежал вниз по холму, вся ложбина внизу была усеяна огромными камнями, наверное, обломками колонн. Я почти ничего не видел вокруг, ноги несли меня, я бежал, прижав левую руку ко лбу, останавливая кровь.

Судя по крикам, они гнали меня, окружая с обеих сторон. Я задыхался от усталости, в боку кололо тупыми спицами, я со свистом втягивал в себя ставший вдруг раскалённым воздух. Я устал, и когда что-то ударило меня по голове так, что мне показалось, что в моей голове взорвалось солнце, я упал и покатился по траве с единственной мыслью: «Ну вот и конец...»

Они окружили меня кольцом, они тяжело дышали, в их глазах было предвкушение завершения охоты. Двое из них отошли в стороны и я увидел, как он идёт ко мне, поигрывая небольшим ножом, с таким видом, как будто бы он придумал неплохую шутку и нож должен сыграть в этой шутке важную роль. Из его острого носа текла кровь, он вытер её ладонью, как бы отмахиваясь.

Он словно бы и не запыхался, когда подходил ко мне. Я лежал на избитой камнями спине и когда я упал, то разбил руки в кровь. Тупая безнадежность овладела мной. У меня не было сил встать и никакого желания бороться. Я был на грани помешательства и, когда мой враг медленно подходил ко мне, мне казалось, что ко мне идёт солдат с карабином в руках. Вот он оттягивает затвор, загоняя патрон в ствол, и целится в меня, небрежно держа оружие в левой руке.

Через миг видение исчезло и ко мне подходил парень, едва ли старше меня, одетый в черные штаны и потрепанную рубашку. Его черные башмаки давили пожелтевшую траву и солнце блестело на лезвии его ножа. Он с улыбкой опустился передо мной на колени и чьи-то ботинки с хрустом придавили к земле мои руки, а чья-то палка прижала правую ногу так, что вздрогнул от боли.

Его рука схватила меня за волосы, он заглянул мне в лицо, его сумасшедшие глаза не отражали солнечный свет, и в них я увидел себя, распростертого на земле, обессиленного и слишком загнанного, чтобы сопротивляться. У меня не было сил даже для того, чтобы кричать.

Он сжимал нож в левой руке и я почувствовал холод отточенной стали на своей шее. Он медленно провёл лезвием по моему горлу, его глаза горели безумным весельем, и его губы медленно произнесли:

— Теперь ты не увидишь снов.

— Брось его, Никиш! — раздался чей-то громкий голос.

Мой враг медленно отпустил меня и обернулся, поднимаясь на ноги.

Они стояли на невысоком холме, возвышаясь над остальными. Их было восемь человек и каждый из них был личностью, известной в Южном Фритауне.

Сама судьба явилась ко мне в виде крепко сложенного высокого светловолосого парня с голубыми глазами. Сила чувствовалась во всём: в его движениях, быстрых и небрежных, как у кошки, уверенном взгляде, властном голосе.

Мой враг поднял нож:

— Это не твоё дело, Артур. Здесь моя земля.

— Мне есть дело до всего, чего я хочу, Никиш, — ответил светловолосый парень, спрыгивая с камня, на котором он стоял.

Рядом с Артуром встал Арчер, правая рука Артура. Он был одет в безрукавку, черные брюки и длинный, до земли, плащ. Черноволосый, узкие тонкие губы, карие глаза всегда сохраняли спокойно-холодное выражение. Он никогда и ничего не боялся. Он встал рядом с Артуром и вытащил из-под плаща обрез — двуствольное ружьё с отпиленными стволами и прикладом. Стволы уставились на моего врага и я услышал щелчок взводимых курков.

Третьим спрыгнул Лис, рыжеволосый, ухмыляющийся, ловкий, гибкий, хитрый, он был игроком, его ловкие пальцы неплохо управлялись с карточной колодой или игральными костями, ему часто везло, он был непредсказуем и отлично блефовал, когда требовалось.

Четвёртый и пятый — братья Паговар, старший и младший. Младший, Нино, вспыльчивый, взрывной. Когда его подначивали на драку, ему было всё равно кто был его противник, хоть с гору величиной. Нино не отступал никогда. Он был красивым, его темно-карие глаза убивали девушек наповал через полквартала. Из-за этого он влезал в драки гораздо чаще, чем остальные. Его давно бы убили, если бы не его старший брат Пако, силач, каких мало. Он был спокойным, даже казался медлительным, но это было кажущееся спокойствие. Когда он принимал решение, он действовал без колебаний. Он всегда стоял за брата горой. Вообще это было их правило — стоять друг за друга всегда.

За ними спокойно сошёл вниз Чарли, советник и мозговой центр банды Артура. Чарли учился в школе когда-то и мозги у него всегда работали отлично. Он мог договориться с любым человеком, знал лично несколько десятков торговцев краденым и имел с ними деловые отношения. Его лицо было лицом немного уставшего от жизни лорда, он всегда следил за своей одеждой и был очень аккуратным во всём — и в делах, и с людьми.

Любо — почти непримечательный, если не считать рассеянного взгляда добрых серых глаз. Его нельзя было назвать красавцем, его лицо было обыкновенным, такие лица вы каждый день видите на улицах и не замечаете их. Он отлично играл на губной гармошке, с которой никогда не расставался. Он знал всех музыкантов Фритауна и его знали почти все, кто имел отношение к музыке. Любо немного подрабатывал в кафе района, но это было для него не главным — главным была музыка.