Михаил Кагарлицкий - Чужой цвет

Пристанище Апостола напоминало скорее келью отшельника или кабинет рассеянного ученого. По углам лежали связанные бечевкой книги и трактаты, на полках виднелись очертания колб и сосудов, над столом, заваленным рукописями и пергаментами, тускло горела свеча. Апостол, низкорослый старец с широким скуластым лицом, был одет в свободный белый хитон. Огромная лысина на его голове наползала на левое ухо.

Он, прищурившись, посмотрел на свою гостью и кивнул на тонкий плетеный стул за другим концом стола.

Ан-Мари села, с удивлением разглядывая невзрачную обстановку комнаты и самого хозяина. Мало кому из смертных доводилось видеть живого Апостола.

— Надо пребывать в скромности, — сказал Апостол, уловив ее взгляд. — Обогащение портит суть человеческую…

Он на мгновение задумался и ласково улыбнулся Ан-Мари.

— Человек тянется к знаниям, они обогащают его внутренний мир. Ты стремилась к обогащению, дитя?

— Я хотела узнать истину, — ответила Ан-Мари.

— Истину… А разве может быть одна или несколько истин? Окружающее состоит из тысячи истин. И все они праведны или лживы, доверчивы или корыстны, просты или немыслимо сложны. Какая из них необходима тебе?

Ан-Мари провела рукой по затылку и резким движением сорвала с головы парик.

— Какая же это истина, — вздохнул Апостол. — Моя добрая теория цветовой предопределенности. Я придумал ее лет сорок назад. Не волнуйся, дитя, там нет ничего стоящего. Это все подтасовка. Довольно тщательная, хорошо обработанная, мастерски продуманная, но всего лишь подтасовка. Первая же операция на аналоцентре докажет ее никчемность. Вот почему мы уже двадцать лет не прибегаем к его услугам. Можешь удивляться, возмущаться, но так оно и было. Тебе никогда не приходило в голову, почему это вдруг, по приказу Апостолов, изъяли все компьютеры восьмой ступени? То, на что уходит не одна человеческая жизнь, эти хитрые машины способны просчитать за несколько секунд. И самая прекрасная и страшная легенда не устоит перед цифровыми и логическими выкладками.

— Но зачем? — выдохнула Ан-Мари. — Почему нас?

— Все очень просто. Есть доброе поверье. Однажды, в первобытные времена, в какой-то заболоченной, залитой непрекращающимися ливнями местности взбунтовалось маленькое племя. Жизнь безрадостна, бытие ухудшается с каждым днем, дети умирают от сырости и голода. Десятки копий смотрели в грудь вождя. Ведь всегда за все беспорядки прежде всего отвечает власть. Вождь был неглупым малым, в его жилах текла кровь жреца, и он крикнул своему мятежному народу: «Я знаю, кто виновен во всех наших бедах: это колдует хромой Уи!» И царственный жезл указал в сторону самого слабого и беззащитного мужчины племени. «Проклятый колдун!» — закричали воины, и тело бедного сородича оказалось пронизанным десятками острых наконечников. Но прошел день, другой, а лучше не стало. «Колдун умер, — сказал вождь, — но остались его ведьмы, и те, кто помогал ему!» Убили жену и дочь Уи, отдали в жертву добрым богам его незадачливых друзей. Положение не изменилось, но храбрые воины замолчали. Каждый из них подумал про себя: а вдруг и он окажется как-то связан с покойным Уи. Страх поразил их неопытные души. Страх укрепил власть вождя и сделал ее абсолютной. Старый инструмент власти передавался из поколения в поколение, и если происходили колебания основ, но тут же начинались поиски злоумышленников. А подобрать их никогда не составляло большого труда. Колдунов можно найти в любом из времен… Что же касается рыжих?.. Грешен, это первое, что пришло мне в голову. Но разве было бы лучше, если жертвами во имя сохранения порядка и справедливости в обществе стали бы хромые, косоглазые или с родинками на правой щеке? Это уже причуды истории.

Каждую фразу Апостол сопровождал убедительным жестом. Было видно, что ему нравится ораторствовать, что он нуждается в аудитории, даже если она состоит из одного человека.

— Ну а чтобы история выглядела более привлекательно и научно, мне и пришлось прибегнуть к созданию столь терзающего вас определения. Нельзя быть голословным… Приходит ко мне рыжий и спрашивает: неужели мы такие плохие, владыка? А я отвечаю: нет, вы не такие плохие, сын мой, вы еще хуже. И выкладываю перед ним факты, цифры, всю совокупность данных, составляющих теорию. И он поражается своему ничтожеству. Ну а для тех, кто стремится в своем познании дальше допустимых пределов, существует Подвал. Ибо, как я сказал вначале, обогащение портит человека, а если испорченное болезнью тело еще поддается своевременному лечению, то испорченная болезнью душа должна быть представлена на Суд Божий. Здесь мы, простые смертные, бессильны. Ты все поняла, дочь моя?

Ан-Мари обреченно кивнула.

— И вам всегда верили? — вырвалось у нее.

— Почти всегда, — ответил Апостол. — Ведь главное заключается не в том, в чем убеждать, а в том — как убеждать!

Апостол опустил голову и расправил лежащий перед ним свиток.

— Ты все узнала? Тогда иди. Нет, туда. — Он указал рукой на незаметный, завешенный серым полотном выход: — Подвал там.

Два других строевика, один стройный, улыбчивый, другой мрачный, неуклюжий увалень, подхватили ее под руки и повели по пустому полутемному пространству.

— Прошу! — пригласил улыбчивый строевик. — Налево. У нашего Подвала два рукава: отдельно для мужчин и для женщин. Мы соблюдаем половую специфику.

По правую сторону широкого коридора зияли серые квадратные окна, отсвечивающие подземную темень; слева мигали лампочки над дверцами камер, в каждую из которых заглядывало большое круглое око глазка.

— Здесь у нас ряд автономных помещений, составляющих единую систему, — тоном опытного гида-экскурсовода пояснил улыбчивый. — Сейчас все посмотрим.

Он пошел впереди Ан-Мари, с гулом распахивая тяжелые железные двери.

— Сюда поступает отработанный материал. Видите, в углу, пневмопресс, легкая автоматическая установка. Он позволяет дорабатывать все, что осталось, в минеральные удобрения. Действует путем сжатия. Ребят, работающих с прессом, мы называем гуманистами. Разве не гуманно заставить отступника служить на благо общества, пусть даже и в такой форме?..

Этот уголок напоминает ванную. Вы заметили, как блестят кафельные плитки и какие огромные емкости установлены по краям. Опускаем тело в специальную жидкость, с помощью которой выпадают и вылезают все волосы. Ведь не секрет, что удобрения должны быть органически однородными. К сожалению, состав жидкости не совсем совершенен, и приходится наблюдать, что происходит с некоторыми участками тела: сползает и разваливается кожа, лопаются вены и сосуды, крошатся и ломаются кости. Пренеприятнейшее зрелище. Приходится, работать в перчатках. Правда, поступающие в омывальню тела не представляют эталоны красоты и изящества, но все еще сохраняют определенные очертания…