Нил Шустерман - Неизведанные земли

Девушка оказалась для полиции крепким орешком. Она утверждала, что у нее нет ни дома, ни родителей. В общенациональной базе пропавших детей она не значилась.

— У вас должны быть где-то родственники, иначе и быть не может, — утверждал работавший с ней офицер, позволивший девушке съесть украденную курицу.

— Не-а, никаких родственников нет, — упиралась девушка.

Она говорила с таким невероятно сильным южным акцентом, что даже видавшие виды полицейские поразились, услышав ее речь.

— Нет родственников, — сказала она. — Правда, у меня есть собака…

Офицер решил, что стоит начать с собаки, а там, глядишь, и родственники найдутся.

В момент трагедии Мики Макгилл добрался до Грейсленда. Он нашел у дверей замка кучку растерянных призраков, не понимавших, что им делать и куда идти. Они объяснили, что пришли туда с Шоколадным людоедом, но он вошел в завихрение, да так и не вышел. Храбрецов, желавших войти в замок и узнать, что случилось с предводителем, не нашлось.

— А Элли? — спросил Мики. — Что случилось с Элли?

Они рассказали, что девушку, соответствовавшую описанию, взял в заложники другой призрак — высокий молодой человек с черными волосами и странными глазами, испещренными белыми точками. К тому моменту уже было известно о взрыве моста, и Мики понял, что опоздал. Приспешники Мэри пересекли реку. Элли наверняка оказалась на поезде в качестве пленницы, и догнать его Мики не мог.

Он поспешил на место взрыва, но, хотя мост был твердым, его ноги не обладали силой паровозного двигателя. Во что бы он ни превращался, пересилить ветер не мог. Он был не в состоянии пересечь мост и спасти Элли.

В ту же секунду, когда рухнула первая опора, на покрытом шоколадом полу «Африканской комнаты» в замке Грейсленд вздулся и лопнул пузырь. Со стороны могло показаться, что это было как бы ответом на грохот взрыва. В пузыре заключались остатки сознания Ника, поднявшиеся на поверхность шоколадной лужи в поисках прочной опоры. Но ничего твердого в том, что раньше было телом Ника, не осталось, и сознание вновь погрузилось во тьму.

Мики пришлось привыкать к тому, что в жизни произошли значительные перемены. Элли не было, пересечь мост он не мог, а Ник исчез в стенах завихрения. Если бы он, как всегда, не вторгся в планы Элли со своими эгоистичными чувствами, она могла бы прийти на помощь Нику, и он был бы спасен. И еще — быть может, Элли не попала бы в плен. Если бы Мики не упивался своими несчастьями, Элли была бы с ним и ее не привязали бы к котлу паровоза, увлекающего вражеский поезд на запад.

Мики встал перед выбором. Он мог сожрать сам себя живьем за то, что был так непроходимо глуп, и сжечь останки на костре отвращения, что было бы, конечно, куда проще, или выбрать путь конструктивных действий.

Вечером он вернулся в свое логово и стал по одному вызывать к себе слуг. На аудиенции он аккуратно восстанавливал их искаженные лица, придавая им человеческие черты, и, если удавалось, ликвидировал естественные недостатки, которыми их наделила природа.

— Я отпускаю вас на волю, — заявил он. — Отправляйтесь домой.

Они задержались лишь на непродолжительное время, чтобы убедиться, что он не шутит, и отправились назад, в Нашвилл.

Когда они ушли, Мики вернулся в Грейсленд, где полтора десятка верных призраков продолжали дожидаться Ника, не зная, что им делать. Мики велел и им отправляться по домам.

— Мы не можем просто так уйти, — сказали верные солдаты.

— Можете, — разрешил Мики. — Отправляйтесь по домам. Расскажите друзьям о том, как вы воевали вместе с Людоедом, но, прошу, не называйте его этим именем. Его зовут Ник.

Призраки неохотно оставили пост и ушли. Когда у дверей замка никого не осталось, Мики направился внутрь.

Он сразу ощутил на себе воздействие завихрения. Внутри него все двигалось, подобно стенам замка. Ему казалось, что он снова жив, и у него подводит живот. Только в отличие от живых, у Мики «подводило» все тело. Он пошел на сильнейший запах, доносившийся из «Африканской комнаты», и нашел на полу толстый, в несколько сантиметров, слой шоколада, которым был залит весь зеленый ковер.

Еще до того как Мики вступил на порог комнаты, он почувствовал, как его тело меняется. Из колен росли пальцы, а под мышками появились ноздри. Пальцы превратились в цветы, а глаза сползли на локти. Он не мог следить за тем, что творилось с ним внутри замка, зато видел, что случилось с Ником. Он не знал, что такое завихрение — живое существо или физическое явление, — но понимал, что бороться с его воздействием бесполезно. Он даже пытаться не стал, расслабился и позволил делать с собой все, что угодно, превратившись в постоянно меняющееся создание. У него была задача, которую он должен был выполнить, и пока он об этом помнил, завихрение не могло уничтожить его.

Он опустился на колени и приступил к работе. Когда руки превратились в щупальца, он стал пользоваться ими. Когда щупальца превратились в ласты, Мики и им нашел применение. В какой-то момент у него и вовсе не стало конечностей, но Мики спокойно дождался, пока вырастет что-то новое. Он продолжал работать, полностью сосредоточившись на том, что делал.

Работа заняла более часа, и когда Мики закончил, его невозможно было узнать. Перемены происходили так быстро, что он не успевал полностью стать одним из тех созданий, в которое превращался, и тут же переходил в следующее состояние. Тем не менее ему каким-то образом удалось выбраться из замка, то перекатываясь, то ползком, то на четырех лапах. За собой Мики тащил тяжелое помойное ведро. Внутри завихрения вещи существовали сразу в двух мирах, поэтому он мог взять любую из них. На ведре было написано «Для утилизируемых отходов», но Мики выбросил из него бутылки и банки и заполнил массой, чрезвычайно похожей на шоколадную помадку. Она, вероятно, была очень вкусной и таяла бы во рту, но Мики не собирался ее есть.

Сидя на крыльце, за границей завихрения, Мики пытался замедлить темп сотрясавших тело изменений. Он менялся примерно раз в секунду. Мики напряг волю и попытался сконцентрироваться на одной из форм, заставляя тело остаться в ней на максимально долгое время. Это помогло, и трансформации стали случаться раз в пять секунд. Мики удалось взять ситуацию под контроль, теперь он осмысливал происходившие с телом перемены, оставляя те черты, которые, как ему казалось, могли быть присущи человеческому существу.

Была только одна проблема: он не мог вспомнить, как выглядит человек. У него крылья или руки? Он ходит на четырех ногах или на восьми? Человек — рыба или земноводное? А хвост, есть ли у него хвост?