Александр Бачило - День гнева (сборник)

— Что? — сдавленно произнес Тони. — Он выиграл?

— Сначала он отыграл те тысячу сто долларов, которые проиграл раньше, — сказал Торнтон. — Потом он выиграл у Дона еще столько же. После этого он предложил сыграть покрупнее, на что тот, как дурак, согласился, и через час Дон стал беден, как калека-туземец.

Тони захотелось пуститься в пляс от радости, бить в ладоши, кричать от счастья. Но одновременно с этим появилась другая, более трезвая мысль:

— Неужели это все так страшно?

— Это очень страшно, Тони, даже слишком!

— Хо-хо! — сделал гримасу Тони.

— Дон ведь не так богат…

— Наверное.

— Потеря таких денег — удар для него.

— Разумеется.

— Если бы он проиграл их честно и без обмана…

— А почему вы считаете, что это не так?

— Потому что этого не может быть! — взорвался Торнтон. — Еще сегодня утром наш друг Браун — так сказал мне Фелтон — играл, как новичок. А днем он уже был неуязвим. Человек не может так научиться играть за час-два.

Внутренне Тони ликовал, но вслух лишь ядовито сказал:

— Так значит, пока Браун играл, как новичок, все было нормально, а как только он заиграл хорошо, он уже стал жуликом?

— Я не хочу этого сказать, — сказал Торнтон, — и вы знаете, что я имею в виду.

— Ну, так что вы имеете в виду?

— Я хочу сказать вот что, — и в наступающих сумерках Тони увидел, как его собеседник сжал кулаки. — Что здесь что-то нечисто — очень нечисто.

— Но я-то здесь причем? — невинно спросил он.

— Притом, что я, как и все, знаю об этом вашем друге Пармли — парне, который взялся за то, чтобы разоблачить такие штуки. Я слышал, как он взял за ухо Грэхэма на Палм-Бич. Я также слышал, как он опозорил еще несколько шулеров в Нью-Йорке. Я прошу вас: пошлите телеграмму в Нью-Йорк и предложите Пармли приехать сюда сейчас же, за мой счет, и проверить этого парня — Брауна.

Рассказывая об этом впоследствии, Тони говорил:

— До сих пор не могу понять, как я не прыснул. Идея была просто гениальной: попросить Билла Пармли проверить самого себя! Счастье мое, что было темно и Торнтон не мог видеть моего лица. Никогда в жизни не было мне так трудно удержаться от смеха.

Торнтон еще раз повторил свою просьбу.

— Я хочу, чтобы вы ему сейчас же телеграфировали. Это тот человек, который нам нужен. Я хочу, чтобы он последил за игрой Брауна. Пусть он даже с ним сыграет. И пусть он его разоблачит.

Как раз в этот момент из темноты появилась знакомая фигура, и Билл Пармли — он же Браун — полностью одетый, подошел к собеседникам.

— Я случайно слышал, что вы только что сказали, мистер Торнтон, — произнес он. — По-моему, я пришел в самое время, чтобы внести полную ясность. Так что давайте начнем.

Сказать, что Торнтон разозлился, было слишком мало. Он был просто вне себя от ярости.

В ответ на этот фонтан Билл не проронил ни слова. Лишь когда Торнтон остановился на секунду, чтобы набрать воздуха и продолжить свои излияния, Билл спокойно спросил его:

— Мистер Торнтон, вы не дадите мне сигарету?

Растерявшийся Торнтон механически открыл портсигар. Билл нащупал его в темноте и взял сигарету.

— А спички есть у вас? — спросил он.

Тони никогда не видел, чтобы его друг курил. К его огромному удивлению, Билл зажег сигарету, сделал пару затяжек и повернулся к своему противнику.

— Ну что ж, начнем, мистер Торнтон, — сказал он.

То, что произошло дальше, не поддавалось никакому объяснению. Торнтон, смешавшись на минуту, опять начал извергать потоки ругани. Что они не действовали на Билла, было ясно по прерывистому мерцанию его сигареты во тьме. И вдруг Торнтон замолк. Минуту или две Тони ничего не мог понять — стояла абсолютная тишина. Затем, странно изменившимся голосом, Торнтон произнес:

— Я понял, мистер Пармли.

«Мистер Пармли!» — Тони почувствовал, как у него на голове волосы стали дыбом. Каким образом Торнтон узнал это? Но тут Торнтон опять заговорил.

— Я хочу извиниться перед вами, мистер Клэгхорн, — нетвердым голосом сказал он. — Простите меня за эту идиотскую сцену, — он опять замолчал, выжидая, пока сигарета снова не начнет мигать. — Утром, мистер Пармли, да, завтра же утром я уеду. Фелтон тоже уедет. Я вам обещаю. Мы вам очень благодарны!

Опять наступило таинственное молчание. Тони весь напрягся, пытаясь понять, какие неземные силы вступили в игру. Затем, заикаясь, Торнтон продолжал:

— Вы настаиваете, мистер Пармли? — совершенно уничтоженный, он повернулся к Тони. — Мистер Клэгхорн, по просьбе мистера Пармли я заявляю вам, что Фелтон мошенничал в картах — и что я был его сообщником. Вы удовлетворены, мистер Пармли?..

В темноте послышался звук удаляющихся шагов. Затем сигарета Билла очертила в темноте красную дугу и с тихим шипением упала в океан.

Волосы на голове Тони опять зашевелились. Он явился свидетелем чего-то удивительно таинственного, такого жуткого и сверхъестественного, что чувствовал себя приобщенным к какому-то непонятному чуду. Он вытянул дрожащую руку и схватил друга за колено.

— Билл, — взмолился он, — ради Бога, что это было?

Раздался знакомый смех, и затем, первый раз за столько времени, послышался голос Билла.

— Сеанс телепатии, — сказал Билл.

Только через неделю, когда они опять сели в поезд, Билл согласился ответить Тони на его бесчисленные вопросы. До этого времени он хранил каменное молчание. Даже когда Хантли Торнтон и Дон Фелтон неожиданно решили поехать в Южную Флориду на рыбалку и, быстро собравшись, отбыли еще до рассвета, Билл это никак не прокомментировал.

— Ты же все мог рассказать еще тогда, — протестовал Тони.

— Зачем? Ты бы не успокоился, пока не растрепал бы об этом всему клубу.

— Их надо опозорить!

— Интересно! — сказал Билл. — Они же дилетанты — не более того! Знаешь, гораздо легче потерять хорошую репутацию, чем приобрести ее. Если бы я разоблачил их при публике, я бы оставил на них клеймо до конца их жизни. А теперь они уехали вместе туда, где могут все спокойно обдумать и даже прийти к выводу, что быть честным вовсе не так уж плохо…

— Ха-ха! — иронически сказал Тони.

— Признаться, старик, что в глубине души ты согласен со мной. Мне приходилось разоблачать многих жуликов, но они этого заслуживали. Здесь — другое. Эти двое просто совершили ошибку. Я дал им шанс исправить ее. Если они опять оступятся — что ж, это уже не моя вина!