Ольга Онойко - Море Вероятностей

«Миллион в год», — вспомнил он. Теперь мысль окрашивалась иронией. Даже если бы он не вёл своего проекта, только дурак мог променять его прекрасную жизнь на рабство во владениях Эвелы. Сколько бы тот за это ни предлагал.

Данкмар дошёл почти до самого мыса. Парковые дорожки здесь становились едва различимы и терялись в траве. Несколько минут он стоял под шуршащими кронами на краю пляжа и смотрел, как волны разбиваются о скалы. Дыхание моря, запахи соли, йода и водорослей смешивались с душным ароматом цветов. В чистой синеве небосвода над морем шла тяжёлая трансконтинентальная авиетка. На востоке в лучах восходящего солнца высились Башни, и распростёртые крылья Тауриля Военачальника сверкали золотом, а на подъятом мече горел ослепительный блик. Данкмар повернулся, собираясь возвращаться, и ускорил шаги.

Когда из‑за зелёных куп показался край набережной, он различил у гранитной балюстрады сухопарую тёмную фигуру. «Ранняя пташка», — подумалось ему. Пожалуй, то был второй на сегодняшний день гость Белых Аллей; он стоял, вглядываясь в голубой горизонт, и держался за перила так, словно бриз мог сдуть его. Приблизившись, Данкмар различил, что длинная вороная грива гостя заплетена во множество косичек. Но он не был юношей: бледное лицо выдавало возраст. «Впрочем, — заметил себе Данкмар, — многие и в тридцать остаются подростками». С плеч гостя ниспадал чёрный кожаный плащ, выглядевший мрачно, внушительно и очень по–детски – ни дать ни взять облачение супергероя из комиксов.

«Супергерой», любитель утренних прогулок обернулся, когда Данкмар проходил мимо. Лицо его осветилось неуверенной дружелюбной улыбкой. «С другой планеты, — мгновенно определил Данкмар, — прибыл максимум пару дней назад». В детстве он тысячи раз видел такую манеру держаться: «кошачий сон», в который впадают пассажиры на борту звёздных кораблей, расслабляет, успокаивает и даже записных угрюмцев ненадолго делает миролюбивыми и открытыми.

Он не видел ни малейшего повода знакомиться. Но он и сам сейчас пребывал в лирическом настроении, его переполняло благодушие, и он остановился:

— Доброе утро.

— Доброе, — ответил гость с бархатным пряным акцентом. Этот акцент, лаковый блеск чёрных волос и разрез глаз выдавали уроженца Тауантинсуйу, но очень светлая, почти белая кожа, линии подбородка и скул говорили о примеси иной крови. Приветливо улыбаясь, Данкмар напряг память и заговорил на аймара:

— Вы прилетели с Земли?

Землянин так и вытаращился. Его изумление тоже оказалось совершенно детским.

— Это так заметно? – ответил он на родном языке.

— Ваш акцент, — объяснил Данкмар. – Южные Анды, не правда ли?

— Потрясающе!

— Но вы долго прожили в Ньусте.

— Я учился в Куско.

— Историческая столица, — восхищённо сказал Данкмар. – Я видел панорамы. Здесь, на Эйдосе, мы мало знаем о жизни на других планетах.

— Но другие планеты теперь много знают об Эйдосе, — добродушно сказал гость. – Аурелас Урса переполошил всё человечество.

— Понимаю, — фыркнул Данкмар. – Позвольте мне ещё поугадывать?

— Конечно. – Гость широко заулыбался.

— Вы ведь не чистокровный аймара?

— Я вообще не аймара. Мой отец араукан, а мать – бельгийка.

— Ох, — сконфузился Данкмар, — простите.

За минуту до этого он сказал правду: никогда нельзя было толком понять, что происходит в других областях обитаемого космоса. Большие информационные агентства не включали в пакеты межпланетных новостей незначительные сообщения и слухи, а мелкие независимые СМИ вообще не выходили на этот уровень. Узкие и дорогие каналы звёздной связи легко цензурировались. Слишком многое оставалось скрытым. И Земля, что неудивительно, была самым загадочным из миров. Всё там делалось не так. Данкмар привык к вечной войне мицаритов и вигилиан, к обоюдной неприязни горожан и фермеров, к соперничеству корпораций, но по сравнению с многовековыми историями грызни десятков земных стран это были игры в песочнице. Любопытствуя, он читывал аналитические обзоры, иногда – подборки актуальных новостей, но не более. И всё‑таки даже он помнил, что Конфедеративные Штаты ненавидят Федеративные, ирландцы – Британию, поляки – Россию, а арауканы – Тауантинсуйу.

— Что вы, что вы, — светски улыбался араукан. – Позвольте представиться: Йирран Эвен.

— Данкмар Хейдра.

Они пожали друг другу руки. Потом Данкмар спросил:

— Что вас привело на Эйдос? Заявление Урсы?

— Не стану скрывать, прежде всего оно. Но ещё и искренний интерес. Я был на Мицарисе, это поразительно: видеть действующую теократическую диктатуру в наше время. А Эйдос, как я слышал, царство вигилиан.

— Не вполне. Война отгремела восемьдесят лет назад, но здесь все её помнят, словно она была вчера. Очень много конфликтов на почве религии. А вы, насколько я понимаю, атеист?

Брови Йиррана взлетели на лоб.

— Почему вы так решили?

— У вас на шее ничего нет. Ни копья, ни звезды.

Эвен казался озадаченным.

— На Земле это не считается важным, — сказал он. – Можно ничего не носить. Но в некотором смысле вы правы, я далёк от религии.

— Я тоже, — усмехнулся Данкмар. – Но на Эйдосе важно иметь на себе опознавательный знак, чтобы встречные сразу видели, свой вы или чужой. Есть районы, в которых чужаку лучше не появляться.

— Поразительно.

— Даже местные атеисты на вопрос «вигилианин или мицарит» отвечают не задумываясь, — заметил Данкмар с иронией. – А вы много путешествовали?

— Можно и так сказать. Мне нравится часто переезжать. Живу и работаю в разных местах года по два–три. А вы бывали где‑нибудь кроме Эйдоса?

— Эйдос большой, — улыбнулся Данкмар. Земляне часто забывали, что колония – это не город и даже не страна, а планета, и иной раз больше самой Земли. – Я объездил его весь. Но на других планетах не был. Я бизнес–консультант, мне не выпадает таких долгих отпусков. Рад нашему знакомству, но вынужден прощаться: меня ждёт работа.

— Доброго дня, — сказал Йирран. Тёмные глаза его блестели. – Возможно, мы ещё встретимся.

Второе зрение должно было подсказать Данкмару, что землянин смотрит ему в спину странным, долгим пристальным взглядом.

Но он ничего не почувствовал.

Полохов вошёл последним и закрыл за собой служебный континуум.

Дохнуло жаром, потом – холодом. Запахло озоном. Родился и стих ветер. Полохов обернулся. «Хранителя пространства» загодя перевели в щадящий режим, и он замедлял схлопывание тоннеля. Возникали странные оптические эффекты. Перед Васей мелькнуло собственное отражение, тусклое и немного искажённое – не как в кривом зеркале, а как в тёмной воде или отполированном металле: бледный, тощий молодой парень с усталым лицом и сутулостью компьютерного затворника. Отражение исчезло, осели поднятые ветром сор и пыль. Личный экран отобразил падение уровня допуска до обыденного.