К. Димитру - Рецидив жизни

— Если бы она тогда хоть намекнула про этого Витьку! — продолжает Аня. — Да он меня и не интересовал совсем, я ходила с ним только от скуки, несколько раз в кино да в клуб!

Я глажу ее по плечу, забыв, что смысла в этом движении нет никакого. Ни я не чувствую ее плеча, ни Анна не ощущает моей ласки. Но она, по крайней мере, ее видит и улыбается благодарно.

— Куда мы идем? — спрашивает она.

Вот это — самый сложный вопрос. Куда и зачем.

— Домой я не вернусь, — продолжает девушка.

Да, ставя себя на ее место, я тоже не представляют, как бы смог вернуться домой, мертвым, к предавшей меня сестре. И зачем.

Зачем. Зачем вообще все? Зачем мы? Живые все норовят найти смысл жизни. Попробовали бы они найти смысл смерти! И жизни после смерти. Вечной жизни.

— Я не хочу, — вторит Аня моим мыслям. — Я не хочу жить вот так. Или что мы делаем?.. Существовать вот так я не хочу. Я хочу умереть по настоящему! В том, что я продолжаю существовать, нет никакого смысла.

В моем мозгу всплывает образ моего убийцы. Вот! Хорошая подсказка, спасибо! Смыслом моего теперешнего существования я могу объявить месть. Это позволит мне вести осмысленное существование как минимум до того момента, как я найду Дашкиного муженька и убью его. А поскольку он получил лет десять или около того, то ближайшая десятилетка моей «жизни» будет наполнена смыслом. Потом, когда он выйдет, я найду его и убью. А тогда уже можно будет и задаться поиском нового смысла.

Да. Как же раньше это не пришло мне в голову!

Анне — гораздо сложнее в этом плане.

Смыслом ее первой жизни была любовь. Вряд ли возможно перенести его в ее вторую жизнь.

— Нужно найти, — отвечаю я. — Нужно найти хоть какой-нибудь смысл. Хотя бы на время.

— Зачем?

Вот этого-то я и не знаю. Но с инстинктом самосохранения не поспоришь.

А этот вопрос — «Зачем?» — вселяет в меня полную безнадюгу. Это дурацкий, нехороший вопрос.

Нужно вставать и идти дальше.

Я поднимаюсь, помогаю встать Анне, беру бутылку с водой и иду вперед.

Дурацкий вопрос — «Зачем?».

Нужно идти. Нужно.

Что было бы, если бы иммунорм был способен воскрешать не только людей, но вообще любую живую тварь?

Даю на отсечение свою мертвую голову, очень скоро города заполонили бы мертвые кошки, собаки, хомячки и прочие твари. Нашлись бы тысячи людей, которые принялись бы пичкать своих и не своих собак препаратом, чтобы потом удавить или отвести к ветеринару и усыпить. Просто так, из любопытства. Или потому, что держать мертвых собак и кошек стало бы модным. Из экономии наконец — кормить-то не надо. И какая-нибудь очередная ушибленная гламурностью «звезда», держа перед камерой своего мопса, щебетала бы: «Ой, Ричи у меня мертвенький, да-а-а… Такой лапусик!»

В небе летали бы мертвые птицы, а в реках плавали мертвые рыбы. И крокодилы. Которым, в их мертвом состоянии, совершенно пофигу были бы сибирские морозы, и сожрать они никого не могли бы.

Бог, сидя на небе и взирая на очередную хрень, которой маются его, по образу и подобию, создания, выщипал бы себе всю бороду, в тысячный раз сожалея о той субботе, в которую ему взбрело в голову замесить глину и вылепить из нее Адама…

А ведь есть повод в очередной раз подумать о пресловутых «секретных разработках военных», о том, что иммунорм — это вырвавшийся из секретных лабораторий демон. Или не вырвавшийся, а — выпущенный специально, исподтишка…

Я неправильно использовал добытый на лесопилке автомат. Нужно было избавить от пустоты Анну и себя.

Тогда наша смерть обрела бы свой высший полноценный смысл.

На восходе солнца я останавливаюсь у синего придорожного щита с надписью «д. Волковатово». Несколько минут я тупо смотрю на него, пытаясь осознать, нужно нам идти в деревню или нет. С одной стороны — нужно, потому что бутылка давно пуста, а лужи еще не оттаяли с ночи. С другой стороны — давит понимание того, что ничего хорошего из визита к Илье не выйдет. В конце концов, можно набрать воды из колодца в любом дворе и двигаться дальше.

Анна берет меня за подбородок, поворачивает мою голову к себе.

— Что? — спрашивает она.

— Здесь живет мой давний друг, — отвечаю я. — Думаю, стоит к нему идти или нет.

— Нет, — категорически утверждает она.

— Хорошо, — соглашаюсь я. — Просто дойдем до ближайшего колодца и наберем воды.

Девушка задумчиво пожимает плечами.

Жажда ощущается уже давно, от нее никуда не деться. Хочешь, не хочешь, а в деревню идти надо.

— Ты можешь подождать меня здесь, если боишься, — говорю я.

Она отрицательно машет головой.

Тогда я сворачиваю вправо, на дорогу, уводящую к деревне.

Когда мы подходим к первым домам, нас обгоняет «Нива». Машина проезжает метров тридцать и вдруг резко останавливается. Дверь открывается, и на дорогу буквально выскакивает и бросается к нам бородатый мужик в толстой куртке, в сапогах до колен и в вязаной шапке на голове.

— С ума сойти! — орет он. — Это что за явление Христа народу?!

Илья. Еще прежде, чем разглядел и узнал в этом раздобревшем бородаче своего друга, я узнаю его голос.

— А я смотрю и ничего понять не могу! — продолжает Илья, приближаясь к нам. — Вроде, думаю, Серега. Но откуда, думаю, ему тут взяться. Ничего не пойму.

Мы останавливаемся, а он подходит к нам, изумленно глядя на девушку в одной тонкой блузке.

— Что случилось? — спрашивает он, протягивая мне руку для рукопожатия. — Что за черт? Вы в таком виде… спозаранку… на дороге… Вас грабанули, что ли?

Я пожимаю его руку.

— Ни хрена себе! — восклицает он. — Да у тебя рука как лед! А ну, давайте в машину, быстро! Потом все расскажете. Девушка же пневмонию заработает, ты че!

Из машины выходит молодая женщина, останавливается, смотрит на нас. Это, наверное, ильюхина жена.

— Машка моя, — кивает в ее сторону Илья, улыбаясь. — Мы с ней на выходные в город мотались… Ну, давайте, чего стоите!

Он хватает за руку Анну, тянет ее к машине. Девушка с мольбой смотрит на меня, но что я могу сделать.

— Давайте, ребя, давайте! — торопит Ильюха, увлекая ее за собой. — Серег, она ж ледяная вся, твою мать!.. А ты чего молчишь-то, как неродной?!

— Илья! — окликает его жена, которая все это время стоит, не сводя с Анны глаз. — Илья!

— А? — бросает он.

— Отпусти ее! — строго произносит женщина.

— В смысле? — не понимает мой друг.

— Какой тебе еще смысл! Ты не видишь?.. Глаза-то разуй!

Я уже сделал несколько шагов за ними, но теперь останавливаюсь и жду, что будет дальше.