Светлана Дильдина - Восемнадцать роз Ашуана

      Когда-то в он видел фантастический фильм о том, как сущая мелочь изменила историю, и герой, вернувшись из прошлого, никого не узнал.

      Однако в этой реальности Лейвере никогда не существовало. Не только семьи Станка, но и столетий, погребенных под слоем земли, событий, надежно упрятанных в архивы.

      Не на кого было влиять, ничьи судьбы не могли измениться или вовсе прерваться.

      Он уже с трудом понимал, в каком мире живет — здесь, где его звали Ренато, он был глубоким старцем, за окнами падал снег, ровным слоем покрывая газоны, уютно и мертво висели на окнах темные тяжелые занавеси.

      А там, где его окликали — Ренни, каждый раз было другое время года — и сырая, дарящая надежды весна, и полное сочных пыльных запахов лето, и осень, нежная и властная, из драгоценных металлов и паутинок… Только одно было неизменно — мальчишечье тело, легкость в движениях, и опасение ошибиться.

      И Марк.

      C друзьями у Марка всегда было негусто, а в выпускном классе остался только Дин, да приятели по игре, командной стрельбе шариками с краской в противника. И то — с товарищами этими Марк виделся лишь на полигоне.

      А девушка у брата появилась неожиданно для всей семьи, когда он выиграл подряд два соревнования, и об этом написали в газетах. Аурелии понадобился чемпион, а Марк был настолько неискушен в подобных делах, что клюнул моментально. Благо девица попалась вполне себе привлекательная.

      Романа хватило на три месяца, после этого Марк с Аурелией несколько раз ссорились и мирились, и всем, кроме Марка, ясно было, что ничего из этого не выйдет, уже не вышло.

      У Аурелии были и другие кандидаты на ее благосклонность, но Марк все-таки оставался одним из чемпионов — это девушке пока еще льстило.

      Аурелии нравился Марк, хотя в последнее время становился менее интересен. Девушка отдавала себе отчет, что в нем привлекает преданность ей вкупе с непредсказуемостью. Он мог наорать на Аурелию… А потом старался загладить свою вину, неловко, будто щенок, пытающийся идти на задних лапах.

      С Марком было нелегко. Мог на ровном месте сцепиться с подвыпившей компанией, несмотря на присутствие девушки рядом… это заставляло ее кровь бежать по жилам быстрее. Мало ли, как могло обернуться.

      Порой она стеснялась Марка, порой гордилась им.

      Аурелия не считала себя красивой и надеялась, что никто об этом не догадается. Потому что в центре внимания быть любила. А Марк… все, что он мог дать, уже отдал. Дело было отнюдь не в деньгах, хотя некоторые считали Аурелию особой довольно корыстной.

      Мальчишка… и останется вечным мальчишкой, считающим круче того, кто громче кричит.

      Пока девушка не хотела прощаться.

      Однако они ссорились постоянно. "Уходи и не возвращайся!" — оба хоть по разу заявили нечто подобное.

      Не было сомнений, что пара вот-вот расстанется, вопрос оставался — кто уйдет первым. Аурелия мысли не допускала, что это сделает Марк. Сколько бы он ни злился…

      Марк прислонился спиной к стволу сосны, стряхивал с рукава желтые иглы. Пневматическая винтовка лежала рядом. Дин, в красной бандане, сосредоточенно жевал бутерброд. Команды подвели итог, пересчитав «убитых» и «раненых» — приятели могли гордиться выигрышем. Высокое осеннее небо, без единого облачка, только-только начались занятия на первом курсе университета — первый выходной отметили выездом в лес.

      Дин дожевал бутерброд и теперь прихлебывал чай из термоса. Ему было хорошо. Игра глубоко не затронула, но ощущать первенство всегда приятно. А Марк, похоже, воспринимал все на полном серьезе — и сейчас у него было лицо вернувшегося с войны, а не студента на отдыхе.

      — А если бы на той переправе все было реальным — ты бы вернулся? — спросил он.

      — Да ну тебя, — Дин отмахнулся, аккуратно завинтил крышечку.

      — А все-таки?

      — Я вообще не стал бы ввязываться в стрельбу.

      — Струсил бы? — нотки презрения задели Дина.

      — Раньше питекантропы решали все проблемы с помощью каменной дубины. Сейчас — с помощью огнестрелки… невелика разница.

      — Раньше честнее была жизнь, — Марк уставился в небо, отказавшись от еды.

      Конечно, журналисты не упустили случая поговорить с ним. Дин выглядел растерянным — при всем его стремлении быть на виду случай оказался больно уж неподходящим. И он не был идиотом, прекрасно понимал, что спасло его чудо.

      — Мы были рады, когда после школы поступили на один факультет. Но почти сразу нам стало не о чем разговаривать. Я видел, что у Марка все в порядке; если понадобилась бы помощь, я бы откликнулся, конечно. А так мы просто стали разными людьми. В школе еще велика была сила инерции… Нет, я не считаю себя виновным в том, что случилось. Мы уже не были друзьями — приятелями только. Марк стал более агрессивным, замкнутым… В чем мне себя обвинять, если я чудом остался жив?

      Аккуратный, в темно-синем костюме, он выглядел старше своих лет. Им с Марком и впрямь не о чем было разговаривать. В прежние дни Рении предпочел бы такого брата — умного, выдержанного, очень способного. Сейчас — ненавидел.

      В отделение полиции Ренни не хотели пускать — но мать убедила; а может, попросту всем стало ясно, что без поддержки сына женщина сломается. Стены в отделении выкрашены были какой-то отвратительной кремовой краской… кроме стен, он ничего не запомнил.

      Только записи. Видео, и голоса…

      А еще — фото, лица крупным планом. Живые, серьезные или смеющиеся. Вот какими они были.

      Ренни узнал Серену — уже видел ее на фотографии с первого курса, где группка молодежи сидела прямо на траве в парке после занятий. Светловолосая девушка с полным, глуповато-удивленным лицом. Ее последними словами были "Марк, не надо!" — за миг до того, как прогремел выстрел. Этот голос врезался в память куда отчетливей, чем лицо со снимка.

      Марк однажды убрал с дороги кузнечика, не желая, чтобы кто-то на него наступил.

      "Он не для того родился, чтобы мнящие себя венцом эволюции ходили по нему", — сказал Марк. Выходит, у кузнечика было больше прав жить, чем у Серены?

      Спросить об этом уже не получалось.

      Как принято писать о таких событиях, был обычный осенний день, ничто не предвещало…

      Будто смерть всегда нуждается в предвестниках!

      Университетские стены — из белого с искринкой камня, серые в пасмурную погоду… Стояли, как и стоят.