Дмитрий Григорьев - Кровь или семьдесят два часа

«Если бы я только успел положить моего малыша вниз головой и выдавить заливающую легкие кровь до того как остановится ее уставшее сердце, — казнил он себя, — это было бы самое счастливое Рождество в моей жизни. Теперь же, любимая, тебе больше нечего бояться. С сегодняшнего дня для нас не существует этого гнусного праздника».

По пути в оперблок Дича с ненавистью смотрел на улыбающиеся рожи Санта Клауса, развешанные вдоль коридора.

Лишь в стерильной зоне с ее голыми стенами он сумел успокоиться. Когда они вошли в операционную, одинокая лампа выхватывала из темноты столик анестезиолога, где стояла женщина средних лет и встречала их уставшим взглядом. Как только скорбная группа приблизилась, ее помощница поспешно удалила интубационную трубку и обтерла Виче лицо.

* * *

Наконец-то ненавистную трубку вытащили. За несколько часов до этого Виче перестали вводить обезболивающие и снотворное. Врачи хотели разгрузить заторможенный лекарствами мозг и дыхательный центр. Это позволяло убедиться, что в полном сознании пациентка сможет дышать без помощи аппарата.

Горло ужасно саднило. Каждое глотательное движение пускало молнию боли по всему измученному телу. Дича склонился над ней, нежно держа за руку. Взволнованным голосом он просил потерпеть совсем чуть-чуть: «Если будешь умницей, то, может быть, до Нового Года успеем выписаться».

— Молодец! Совсем не плохо, — слышалось с другой стороны кровати.

Молодая женщина в белом халате следила за самостоятельными вдохами пациентки. Дыхательная трубка мешала двигать головой, и Вича не могла видеть лица говорившей. Скосив в ее сторону глаза, Вича наткнулась на огромную янтарную брошь,

которая выглядывала из-под лацкана халата. Сквозь медовую пелену янтаря на нее задорно глядел знакомый комарик. Она протянула руку, пытаясь погладить древнее насекомое, и с удивлением заметила в своей ладони несколько янтарных бусин. Веселый комарик самым чудесным образом перебрался в одну из них и вдруг загрустил в своем новом жилище. Взгляд его потускнел, а смешно шевелившийся хоботок бессильно поник. Он помахал Виче одним крылышком, как будто прощаясь, и сбежавшая с хоботка слезка застыла внутри янтарного шарика, не в силах просочиться наружу. С отрешенным спокойствием Вича вдруг поняла, что не дышит. Ее пальцы разжались, и янтарные шарики солнечными слезами упали в сухую хвою прибрежного леса. Она ничего не чувствовала, кроме горячих слез своего любимого, которые падали на ее лицо из недосягаемой выси…

Резкая боль в горле и небывалый приступ тошноты вырвали ее из небытия. Впервые за последние дни она смогла свободно сомкнуть губы. Ее голова тоже обрела свободу. Вича повернулась и увидела улыбающуюся докторшу, которая держала в руке удаленную трубку.

Прошлогодние воспоминания исчезли так же внезапно, как и возникли, уступая место совсем недавним событиям. Вича снова переживала то ужасное утро, снова пыталась откашлять заливающую ее легкие кровь. В глазах опять начинало темнеть.

Она хватала ртом воздух, но быстро сворачивающаяся кровь забивала тромбами бронхи. Чтобы отвлечься от нарастающего удушья, она начала с остервенением бить кулаком по одеялу.

«Почему Дича выключил свет?!» — каплей упала последняя мысль.

* * *

В России в это время была полночь. Яна неожиданно проснулась со и слезами в голосе тихо прошептала: «Все!» Перед глазами стоял еще не растаявший сон. Она находилась в середине просторной белой комнаты и из последних сил сжимала кулаки, посылая свою энергию борющейся со смертью сестренке. Но вот снующие вокруг люди в белых халатах остановились и, глядя мимо нее, спросили: «Что вы здесь делаете? Ваша помощь больше не нужна».

— Что случилось? — сквозь сон просипел мирно посапывающий муж.

— Все, — тихо повторила Яна и с болью прошептала: — Я опоздала на три дня!..

Аппарат искусственного дыхания продолжал ритмично выбрасывать дыхательную смесь в никуда. Пациентка лежала, задрапированная до самых ключиц и лишь, ее правая рука была открыта для прощальных прикосновений. Дича ничего не видел вокруг, его взгляд был прикован к слегка приоткрытым глазам Вичи. Ему казалось, что она просто вздремнула от дневных забот. Сквозь капельки слезинок на очках он тщетно пытался найти в ее затуманенном взоре хоть какие-то признаки жизни. Перед глазами вновь всплыли их последние мгновенья вместе. По злой воле судьбы в тот момент звучали совсем не те слова.

Вместо нежного шепота: «Я люблю тебя, малышка, и никогда не забуду!» Дича в страхе умолял — Дыши носом! А в ответ вместо сердечного: «Я люблю тебя больше жизни и благодарна тебе за все!» в ответ донеслось еле уловимое придыхание «Не могу!» Вдруг захотелось закричать на весь мир: «Люди, берегите друг друга, признавайтесь в любви каждый день, ибо он может быть последним на этой грешной земле!» Жизнь, по большому счету, несправедливая штука, от которой люди как страусы прячут головы в Библии, Кораны, и Талмуды отдавая все на откуп своим придуманным богам.

«А они, если и существуют, то наверняка садисты или извращенцы, — любила говаривать Вича. — За что, интересно знать, они наказывает невинных детей, которые уже в утробе матерей получают генетические дефекты, ведущие к мучительной жизни и такой же мучительной смерти? А ответ только один. Себе на забаву — мол, одни радости вкушать не достойно. Уж я бы им вкусила по полной программе, да, к великому сожалению, они существуют лишь в воображении рабов своих грешных».

* * *

Прошло пять минут, но сердце донора продолжало биться.

Группа кардиохирургов тихо покидала операционную. Сердце, которое билось столько времени без кислорода, уже не могло быть пересажено. За спинами уходивших хирургов яростно метались вихри черных флюидов. Энергетические сгустки сталкивались и разбивались друг о друга, чтобы снова собраться в невидимый кулак и нанести очередной удар. Черные сестры не могли допустить, чтобы гибнущая виккианская воительница продолжала жить в других. Слишком много сил было потрачено на борьбу с ней, и кто знает, в кого превратятся те, кто будет носить в себе ее частичку.

Неокрепший отряд виккианских сестер пытался защитить свою неустрашимую предводительницу. Они не могли покинуть ту, что незримо помогала им выживать в этом вражьем логове и пожертвовала собой ради сестринства. Приняв неравный бой, они не выдержали первого удара, и теперь бесстрашное сердце их хрупкой воительницы не сможет помочь никому. Казалось, что победа черных сестер близка, и скоро они полностью уничтожат так ненавистную им иноземку. Но праздновать победу было еще рано. Будущим властительницам мира требовалось все больше усилий, чтобы пробиться к умирающей виккианской сестре.