Светлана Ягупова - Твой образ (сборник)

— Обычный сучок. — Баат был раздосадован тем, что Гастрик — в который раз! — появилась раньше положенного на целых полчаса. Если так пойдет и дальше, то со временем она может вообще вытеснить Астрик. — Почему ты пришла не вовремя?

— Откуда я знаю, — Гастрик надула губы.

— Значит, и уйдешь раньше, — отчеканил Баат.

…Этот эпизод кое-что добавил к тому, что узнала Ватрина за неделю общения с сестричками. Многое повидала она на своем веку, но впервые встретилась с таким соответствием внешности внутреннему содержанию. Если Астрик бросает кусок колбасы бродячей кошке со впалыми облезлыми боками, то Гастрик эту же кошку загоняет в подвал и расстреливает из духового пистолета. У Астрик слезы на глазах, когда видит какую-нибудь нищенку с плакатом на спине: «Мне негде жить!» Зато у Гастрик подобные люди вызывают злую усмешку и реплику: «Нужно работать лучше!» В душе Астрик — океан любви и милосердия, душа Гастрик заселена демонами разрушения. В одном и том же теле на равных правах умудряются властвовать бог и черт, и порою кажется, что они вступают в единоборство друг с другом.

— Почему ты все время уступаешь злючке? — поинтересовалась Ватрина у Астрик. — Ведь она живет вдвое дольше, чем ты. Как это происходит?

— Не знаю, — Астрик задумалась. — Просто ей не терпится, и я уступаю.

— Тебе, что, нравится так долго пребывать в полусне?

— Нет, конечно. Это надоедает. Но я хочу сделать приятное Гастрик. А самое приятное для каждого из нас — выбираться из темноты.

— Поразительно! — Ватрина с восхищенной досадливостью рассматривала девочку. — Может, ты и вовсе не будешь появляться, чтобы доставить Гастрик совершенное удовольствие?

— Если понадобится… — Астрик улыбнулась, и Ватрине померещилось, что в комнате кто-то ослепительно взмахнул крылом.

— Так не годится, — она сердито сдвинула белесые брови. — Неужели у тебя совсем нет воли? Знаешь ли, что бывает с человеком, у которого пропадает воля к жизни? Он умирает. Ты ведь не хочешь умереть, а?

— Конечно, нет! — испугалась Астрик. — Мне нравится здесь, и я вовсе не хочу все время быть в темноте.

— Вот и хорошо, — обрадовалась Ватрина. — Поэтому давай придумаем, как бы тебе подольше не уходить.

— И придумывать нечего. Стоит мне лишь захотеть…

— Тогда составим расписание, — предложила она. — Чтобы не было никому обидно, каждый приходит ровно на полтора часа… Если же ты плохо будешь относиться к себе, то однажды не появишься совсем.

Кажется, ей удалось убедить девочку, потому что Гастрик явилась ровно через полтора часа. Рассерженная, недовольная такой задержкой, она отметила свое появление тем, что схватила со стола чашку и швырнула на пол.

— Что случилось? — как ни в чем не бывало спросила Ватрина и, услышав недовольство по поводу долгого пребывания в чулане, строго сказала, что теперь каждый будет приходить на полтора часа.

Марте и Артуру понравилась та строгость, с какой старушка обращалась с сестричками. Для них истинным сюрпризом стал удлинившийся визит Астрик, радующей их сердца, истерзанные одним лишь видом Гастрик. Но если бы все упиралось в ее внешность! Чем дальше, тем больше проглядывал в Гастрик истинный дьяволенок. К Ватрине она ходила с неохотой и как-то заявила, что больше не желает видеть старую образину.

— Да ты на себя взгляни! — не выдержала Марта и прикусила язык, потому что Гастрик и впрямь подошла к зеркалу, долго рассматривала свое отражение и вдруг расхохоталась:

— Что за враки! Это вовсе не я! — схватила с туалетного столика пудреницу и запустила в трюмо.

«Странно, — подумала Марта. — Неужели она до сих пор не смотрелась в зеркало?»

В тот день, прежде чем уйти из дому, Марте пришлось дожидаться появления Астрик. Девочка с удовольствием пошла к Ватрине, в чьем доме находила для себя много любопытного. У нее было то, что уже давно не встречалось в продаже, над чем фантазировали живые человеческие руки. Старинный буфет был уставлен фигурками зверушек из слоновой кости, расписной керамикой, за стеклянными дверцами стояли фарфоровые чашки и блюдца, давно исчезнувшие с магазинных полок, поскольку их заменила небьющаяся ферропластиковая посуда. Непривычно смотрелись и старинные ходики на стене, и резной дубовый сундук. Но самым интересным было содержимое сундука. Когда Ватрина впервые открыла его, Астрик замерла от многоцветия шерстяных клубков, нитяных пасм, расшитых бисером лент и узорчатых кружев. Ватрина покопалась в этом богатстве и вытащила оттуда небольшую деревянную шкатулку из сандалового дерева, на крышке которой была изображена голова красного коня с пламенной гривой.

— Если со мной что-нибудь случится, — таинственно сказала она, — возьми шкатулку и храни в надежном месте до тех пор, пока не заметишь, что конь полностью проявился на дереве. Видишь, уже показалось туловище и две передние ноги, а в моем детстве была лишь уздечка и кусочек головы. Шкатулка досталась моей бабушке от ее прабабушки, и та сказала, что тайна, заключенная в шкатулке, ключ от которой утерян, должна созреть, и тогда шкатулка сама откроется…

— Вы вся какая-то волшебная, — восхищенно призналась Астрик. — Выдумщица!

Ватрина вздохнула. Иногда ей и самой казалось, что она выдумывает свои истории или что ей снятся фантастические сны, которые вспоминаются как реальность.

Однажды она поехала с матерью на юг, к тетке, в маленький приморский городок, днем и ночью продуваемый ветрами. Мать лечила под солнцем больные суставы, а она часами не вылезала из моря. Они возвращались с пляжа, разомлевшие от жары, со свежерозовым загаром на плечах, когда взгляд девочки вдруг приклеился к деревянной лестнице, выглядывающей из глубины квадратного, вымощенного каменными плитами дворика. Лестница круто взмывала к террасе второго этажа старого дома из ракушечника с облупленной штукатуркой, по его стенам ползли вверх лианы темно-зеленого плюща. Возле дома на низкорослой шелковице сидел загорелый мальчишка в трусах, измазанный ягодным соком. Не отрывая от лестницы глаз, Ватрина сунула в руки матери котомку с пляжным костюмом и мелкими шажками засеменила во двор.

— Куда?! — только и успела воскликнуть мать, как девочка стремительно взлетела по скрипучим ступенькам, но на полпути замерла и, слегка покачнувшись, вцепилась в шаткие перила.

— Там никого, хозяева ушли в гости, — сообщил замурзанный мальчишка с шелковицы и пульнул в нее черной ягодой.

Но она даже не обернулась, стояла на лестнице с расширенными зрачками, и ринувшаяся за ней мать уловила то особое выражение лица, которое всегда так пугало. Поднялась, осторожно притронулась к руке девочки, застывшей точно сомнамбула. Ватрина вздрогнула, заморгала. Они спустились вниз, вышли на улицу, и лишь тогда она заговорила: