Андрей Лазарчук - Весь этот джакч (дилогия)

– Мне сказали, что вас убили. Вас не было нигде. Я искал…

– Если бы искал – нашёл бы. А ты просто пошёл к Морку.

– Он у Морка сосал, – сказал Сапог тяжело.

– Что? – Лимона передёрнуло.

– Это Морк такое правило завёл. Все, кто пришёл проситься в отряд, должны у него отсосать. Кто отказывается – тех в рабы.

– А ты… откуда знаешь? – спросил Лимон.

– Да всё тот же деревенский рассказал. А сейчас Угорь подтвердил. Я с ним парой слов перекинулся.

– Что, и Угорь тоже?

– Нет, говорит, это началось, когда мы в горы ушли, а наши, которые остались, решили двинуть к Морку. Вот он и решил покуражиться.

– Джакч… И что же ты, тварь, не пошёл в рабы?

– Там, думаешь, лучше? – Хвост совсем опустил голову. – Деревенские – они тоже… такие же… И вот что. Пристрелите меня сейчас. Потому что иначе… я вас убью. Застрелю, отравлю, битого стекла подсыплю… никогда не прощу, что вы меня бросили одного…

Лимон начал поднимать пистолет.

Хвост вдруг выскользнул из захвата Сапога, упал на колени и пополз на коленях к Лимону.

– Джедо, миленький, не надо, пожалуйста, ты не слушай, что я говорю, я ни за что, никогда… меня нельзя убивать, пожалуйста, у меня мамка, может быть, жива…

– Что? – спросил Лимон. Маркиз, стоявший за его плечом, опустился на корточки и спросил то же самое: – Что?

Захлёбываясь, Хвост заговорил:

– Я домой… заглянул домой, думал, она как все, а там прибрано и записка… что телеграмма от бабушки, надо срочно ехать… и чемодана нет, и вещей дорожных… это значит, мы только в лагерь уехали, а тут телеграмма, я же не знал… а машины утром часто ходят…

– Посмотри на меня, – сказал Маркиз. Лимон видел, как Хвост с трудом поднимает голову и таращится на Маркиза, а слёзы и сопли текут, не капают, а текут…

– Врёшь, – сказал Маркиз. – Только что придумал.

– Не-е-ет!!! – заорал Хвост. – Не вру!!! Честное стражницкое, не вру! Можно сходить и посмотреть! И записка… – он стал расстёгивать нагрудный карман, не смог, рванул и вырвал клапан вместе с пуговицей. – Вот! Я что, её специально…

– Дай, – сказал Лимон.

Он развернул листок. Тетрадный, в клеточку. Чёткий учительский почерк.

«Сын! Мне нужно срочно съездить к бабушке. Пришла телеграмма. Я думаю, мне понадобится неделя или чуть больше. Почти наверняка я вернусь оттуда раньше, чем ты из лагеря. Но на всякий случай, если вас отпустят раньше срока или я задержусь, будь умницей. Деньги в комоде. Обедать ходи в столовую, не ешь всухомятку. Если будут какие-то трудности, обратись к тёте Адарке или к Тюнрике, я с ними договорилась. Не забудь сменить постельное бельё. Обнимаю. Мама.»

– Правда, – сказал Лимон и протянул записку Маркизу. Услышал, как тот зашипел. Адарка Ремис, незамужняя тётка, у которой Маркиз жил…

А ведь у Маркиза отец и дед тоже могли уцелеть, подумал Лимон. Если их не расстреляли по горячке, то – вполне… Дед и отец Ремисы сидели в специальном лагере на западе, это был не каторжный, а довольно благоустроенный лагерь, и вообще они не считались заключёнными, а назывались «временно интернированными» – потому что Маркиз был не только по прозвищу Маркиз, но и по титулу. Старый аристократ. Дед так вообще был когда-то адъютантом последнего императора…

– Из-за тебя погиб Поль, его жена и дочь. Из-за тебя погиб Рашку, который хоть что-то понимал в происходящем. Ещё несколько человек, которых ты не знал. Из-за тебя умрут, наверное, наши раненые, потому что врачей нет, а все лекарства вы выгребли. И теперь из-за того, что твоя мать жива…

– А зачем ты велел лекарства сжечь?! – рыдая, выкрикнул Хвост.

– Я? – не понял Лимон. – Когда?

– Ночью! На шахтах! Я, между прочим, вас тогда не выдал! Узнал, но не выдал! А мог! В трёх шагах от тебя стоял, ты меня не видел! И сказал, чтобы машины сожгли! И стали жечь! А мы, между прочим, за лекарствами приезжали! Потому что у деревенских какая-то болезнь!..

– То есть ты и своих сдал, – сказал устало Лимон. – А знаешь что? Живи. Я скажу, чтобы тебя не трогали. И даже жрать давали. Только говорить с тобой нельзя будет. И когда всё наладится – убирайся. Матери что-нибудь соврёшь.

– Надо его пометить, – сказал Сапог.

– Как?

– Я сделаю.

– Только не уродуй.

– Куда уж больше.

– Ладно, задержались мы тут, – сказал Лимон. – Давайте через десять минут в штабе. Надо решать, что делать дальше.

– Теперь ваш командир – я, – сказал Лимон и немного прошёлся вдоль строя. – Кто с этим не согласен – тому ничего не будет, просто пойдёте к деревенским. Если кто-то хочет остаться, сразу предупреждаю: у нас дисциплина, и у нас устав. Мы армия, а не банда. За нарушение устава – наказание, вплоть до расстрела. А теперь желающие уйти – шаг вперёд.

Строй шелохнулся, вышли двое, потом ещё двое.

– Все? – спросил Лимон. – Остальные решили остаться?

Поднялась рука.

– Слушаю.

– Мы тут обсудили, – прогудел низкий голос из второго ряда. – Ребята тебя знают, поручились…

Я сам себя не знаю, подумал Лимон.

– Хорошо. Вы четверо – пошли вон. Теперь так: каждая наша секция пополняется до отделения, командир секции становится командиром отделения и назначает подчинённых ему командиров секций. Каждый взвод пока будет состоять из двух отделений. Представляю вам командиров взводов: первый взвод – Элу Мичеду, второй взвод – Агон Арди, третий взвод – Лека Ноа. Бронетанковый взвод – командир Лей Тюнрике. Подразделение связи – Хомилль Шанье. Разведотделение – командир Зее Фахт. Она имеет право брать к себе в отделение любого бойца – на время или совсем, по её усмотрению. Начальник тыла – Ингджел Прек, сейчас в госпитале, но скоро выпишется. Начальник медслужбы – Эдон Гнедых. Мой заместитель – Шиху Ремис. Я, командир роты имени Бессмертных Курсантов – Джедо Шанье. Командирам отделений – приступить к формированию отделений…

Всё это они придумали и расписали втроём – он, Маркиз и Зее – буквально полчаса назад; получилось правдоподобно и внушительно. Массаракш, подумал Лимон, а ведь так, наверное, всё и делается… Он стоял в кузове «Неустрашимого», одной рукой опираясь на спинку сиденья второго номера пулемётного расчёта, и смотрел, как его «комоды», которых он не всех ещё помнил по именам, набирают личный состав. Это было похоже на разбиение класса по командам при игре в мяч. Только класс обычно разбивали на четыре команды, а здесь приходится на шесть…

Потом он увидел Хвоста. Хвост стоял по ту сторону «плаца», у входа в полуразрушенную оранжерею. Сапог поступил с ним жёстко: обрил наголо и выкрасил череп, лицо, шею и плечи фиолетовой штемпельной краской. Эту не отмоешь, сойдёт только вместе с кожей недели через две… Вид Хвоста что-то напомнил ему, но голова сейчас была как тряпьём набита.