Яна Дубинянская - H2O

— Всего доброго. Будьте на связи.

— Кто звонил?

Женька посмотрел недоуменно, словно обалдел от отцовской наглости. Усмехнулся снисходительно и криво, маскируя чуть запоздалый выдох облегчения:

— Это так, фигня. Они все равно тендер не потянут.

— Какой тендер? С термоядерами?

— Да при чем тут термоядеры.

Он уже отошел от напряжения переговоров и на глазах уплывал в расслабление, эйфорию. Улыбнулся блаженно, до рубиновых еще ушей. Махнул рукой:

— Ладно, чего уж там. Ты ведь тоже работаешь на «Аш-два-о».

Олег проглотил, не стал протестовать. Слушал.

— Термоядеры уверены, будто все замыкается на них. Что они будут решать, пускать ли нас на рынок и на каких условиях. И чтоб они не сомневались, Виктор Алексеевич сам поехал к ним на переговоры. Но реально-то все не так. «Термоядер» исчерпал свои ресурсы, и все об этом знают. «Аш-два-о» теперь — единственное спасение человечества от кризиса, понимаешь?

— Что-то подобное я уже слышал.

— Потому что это правда. Так вот, крупнейшие мировые компании, концерны и так далее — короче, потенциальные потребители — уже начали договариваться напрямую с нами.

— С тобой?

Не сдержал легкой иронии. Но Женька не обиделся:

— А ты думал, как решаются серьезные дела? Вот так себе обыкновенно, в трехминутном разговоре по мобиле. Виктор Алексеевич сказал, ниже какой отметки мы не опускаемся. Но некоторые предлагают даже больше, чем он рассчитывал. И они сами все сделают: построят инфраструктуру, наладят линии поставок, развернут сеть. Я пока принимаю заявки на тендер, а там будем думать.

— Долго?

— Нет, что ты. Все решится уже сегодня ночью. В этом заинтересованы все, весь мир. Если Виктор Алексеевич не вернется до четырех утра, я выберу сам. У меня есть полномочия.

— Какие еще полномочия, черт?!!

Снова не выдержал, сорвался, закричал так, что завибрировали колонки у монитора. Женька сидел напротив, такой лопоухий и мечтательный, далекий, потерянный давно и навсегда. Это его, а не меня, Виктор оставил здесь принимать главное решение, нажимать на кнопку. Запустить процесс, который никто потом не сможет остановить, включая его самого. Женька оказался ключевой фигурой — а вовсе не я и не Краснова, пускай Виктору удалось убедить и ее, и меня в нашей значимости, уникальной своевременности здесь и сейчас. Почему, черт возьми, он снова так поступил?! — поставил на юность, на интуицию, на щенячью правоту и решимость, разве ж подобные ставки когда-нибудь оправдывали себя…

Интересно, как Виктор представлял себе на самом деле мою роль. Оставив за диспетчерским компьютером меня, враждебного и недоверчивого, немолодого и битого жизнью, привыкшего взвешивать все аргументы и варианты в поисках оптимального и единственно правильного. Конечно же, он был уверен, что я не сделаю ни-че-го. Буду старательно — профессиональный, но легко заменимый винтик огромного механизма — регулировать эти чертовы уровни.

Крутнулся в кресле, оставляя за спиной внезапно дернувшегося Женьку — «вы дозвонились…» — и въезжая с поворота в плоскую реальность волнообразных графиков и перестраивающихся цифр. Смотрел, как впервые, смаргивая и с усилием фокусируя взгляд. Все это будто бы и не имело отношения к настоящему, темному, исполосованному серебром морю, тихо дышавшему в ночи. Ни малейшего отношения.

— Да, как и договаривались. Ждите, я с вами свяжусь.

Дерганая зигзагообразная волна подплеснула к самой черте. Что будет, если — а черт его знает. Во всяком случае, не то, на что рассчитывает службист, приходящий понемногу в себя на каменистой гряде над обрывом. И уж точно не то, чего хочет в который раз добиться от меня Виктор.

— Вы дозво…

Сколько можно?!

Отдернул руку, потянувшуюся было к мышке. Пляшущая черная линия черкнула по красной, и ничего не произошло, и еще раз, и накрыла волной — пусть, пусть, не надейтесь, никогда в жизни я не нажму больше на нужную вам кнопку…

Где-то далеко в ночи последний раз со стоном вздохнуло море. Перед тем как исторгнуть пронзительный, полный боли и ненависти крик.

(за скобками)

Все было непонятно. Вообще все. Черт.

С площади доносился слаженный крик толпы, ритмичные речевки, неразличимые на слух. Это все наши люди, в тысячный раз напомнил себе Женька, они пошли за нами, они выбрали свободу. Вот только толку с них — мирных, безоружных, с детьми… Если начнется, пользы будет ноль, один неуправляемый фактор толпы. Если начнется, с ними надо будет что-то решать в первую очередь. Если…

Когда начнется.

Ребята, конечно, знали, что это уже вопрос времени. Но понятия не имели, какого именно — минут, часов, дней? Что напрягало. Куда больше, чем само по себе зрелище блестящих щитов в ряд, из-за которых едва виднелись черные каски. Час назад Краснова с девчонками выходили к ним, пытались заговорить, обаять, повязать свои дурацкие ленточки. Фигня. Каждому понятно: без драки не обойтись. И это единственное, что было понятно.

Ко всему еще упала сеть. Бэушная мобилка, купленная по дешевке перед самым выступлением, в момент превратилась из боевой рации в бессмысленную игрушку. А Олега до сих пор не было. И никакой инфы о том, что происходит не то что в мире — в собственном штабе, лучше бы он, черт возьми, так и остался здесь, в ДК. И ребята нервничали все сильнее.

— Женька…

— Да? — он старался хотя бы сам держаться спокойно.

— Пацаны хотят сгонять за ром-колой. Холодно, бр-р-р. Костя и Серый, о'кей?

Сглотнул. Надо рявкнуть. Но так, чтобы прозвучало не истерикой, а взвешенным командирским гневом. Сглотнул еще раз и обернулся:

— Какая, блин, ром-кола?! Ты устав вообще видел?!! — вроде бы ничего, получилось. Добавил примирительно и сурово: — Сейчас девчонки из штаба чай принесут.

— Так уже полчаса как должны были! Где они, твои девчонки?

— Забыл, какая толпа на площади? Сидите ждите.

Отпускать нельзя было никого, потому что начаться могло в любой момент. Виктор так и не разрешил формировать вооруженные отряды на местах — всякие там дубинки-резинки не в счет, — и теперь единственным боеспособным резервом оставались они, считанные десятки столичных и общаговских ребят, которых он готовил все лето. Правда, сейчас их строевая подготовка не бросалась в глаза. Пацаны шатались по вестибюлю поодиночке и по двое-трое, курили на лестнице, группа из шести человек молча и сосредоточенно резалась в карты, еще с десяток наблюдали за ними, натужно балагуря, в другой стороне шумно перекусывали, рассевшись вокруг газеты с бутербродами и консервными банками. Стволы дилетантски оттягивали полы курток или оттопыривали карманы джинсов, и Женька не поручился бы, что они по первой же команде окажутся снаружи.