Леона Райноу - Год последнего орла

— Вот это да! — говорили вокруг.

— Удивительно! Колоссально, правда?

— И как губернатор сумел это соорудить всего за одну ночь!

— Вот что могут сделать новые машины. На все про все — только шесть часов.

— А проект составил сам губернатор, — объяснил нам вполголоса один из полицейских, охранявших клетку. — Он всю ночь не спал.

Если бы мы не взяли с собой двух полицейских, пробиться к клетке нам бы не удалось. Подойдя поближе, мы разглядели на дверях замка небольшую надпись: «В честь нашей эмблемы и в память великого Двухсотлетия. От Флоридаполиса. Джон Дж. Маффит, губернатор».

— А вы знаете, из чего сделана вся эта громадная клетка? — прошептал наш полицейский. — Вся эта громадная клетка сделана из чистейшего литого золота! И сколько, по-вашему, она стоила?

Больше я ничего не слышал. Я опустился на колени, затаив дыхание, и с бешено бьющимся сердцем заглянул в клетку. Я увидел орла — взъерошенного, прижавшегося к задней стенке замка, но живого! Он сверкнул на нас глубоко сидящими злыми глазами. Профессор накинул на решетку покрывало. Вздох разочарования послышался из толпы.

Как мы вытащили оттуда эту чудовищную клетку, я не помню. Помню только двойную цепь полицейских, которые оттесняли толпу, когда мы шли к самолету. Помню еще, как в моем мозгу молотом билось одно слово, только одно слово: «Последний, последний, последний!..» Последний в Америке. Последний во всем мире. Последний во всей бесконечной вселенной!

Мы доставили орла в аэропорт Олбскетрой. Там все уже было готово. Нас ждал пустой ангар, чисто убранный и устланный свежей соломой. По нашему приказанию, несколько листов кровли было снято, чтобы орел мог видеть небо, когда-то служившее ему домом. Были запасены свежая рыба из питомника, чистая солома и вода из горных ручьев; мы даже поставили в ангаре большое зеркало, надеясь, что с ним орлу будет не так одиноко и страшно. До завтра больше ничего сделать было нельзя. Мы заперли ангар, поставили вокруг него охрану из президентских телохранителей и неохотно разошлись.

— Нужно устроить для него заповедник, специальный парк, — сказал профессор. — Может быть, привезти несколько рыжих орлов из Калифорнии, чтобы ему было повеселее.

Я послал одного из часовых с распоряжением выключить все громкоговорители. Музыка мгновенно стихла. Аэровоз доставил нас на квартиру профессора. Я почувствовал себя таким измученным, что сразу завалился в постель.

На следующий день — день Двухсотлетия — я уже в шесть часов утра был в аэропорту и бегом бежал к ангару, вокруг которого по-прежнему мерно шагали часовые. На полпути меня догнал посыльный в форме секретной службы и протянул пакет, собственноручно подписанный шефом. Охваченный нехорошим предчувствием, я машинально отошел на полагавшиеся по уставу восемь шагов от ближайшего постороннего, сломал печать и прочел:

«Сэр, Вас приглашают немедленно явиться в центр космической связи для консультации. Возникшая экстренная ситуация требует Вашего присутствия. Б.Н.Боннетт».

Я поглядел в сторону ангара — он был окружен надежными часовыми. Все полеты над аэропортом были отменены. Радио молчало; над летным полем царили тишина и спокойствие. Я отмахнулся от аэровоза, который привез посыльного, и, прихрамывая, побежал в направлении штаб-квартиры.

После долгих блужданий по лабиринту коридоров, за время которых мне пришлось трижды подниматься и опускаться на лифте, трижды подвергнуться строгой проверке документов и один раз — вежливому обыску, миновать две толстых стальных двери и шесть раз расписаться в каких-то книгах, я, наконец, вошел в святая святых центра космической связи — в штаб управления марсианской экспедицией, которая в этот самый день должна была победоносно закончиться.

Комната от пола до потолка была заставлена разнообразной техникой. Ярко светили голубые люминесцентные лампы, а на панелях приборов мерцали красные сигнальные огоньки. Впереди всех, у пульта, сидел сам Б.Н., который даже встал, увидев меня, и молча со мной поздоровался. Вид у него был измученный, глаза красные. Рядом с ним я заметил трех первых его заместителей. Остальных заместителей, от четвертого до десятого, я не знал в лицо, но и они наверняка были здесь. Позади сидела блестящая свита из двух десятков специалистов по космосу и толпы космических медиков — все нобелевские лауреаты с мировыми именами. Зачем я понадобился этому собранию знаменитостей?

Шеф указал мне на свободный складной стул в заднем ряду. Перекрывая писк и визг радиосигналов, он сказал:

— Мистер Фитцсиммонс, мы пригласили вас сюда в надежде, что вы сможете высказать какие-нибудь соображения по поводу происходящего на борту корабля. За время вашей долгой работы на спутнике, в условиях невесомости, вы, вероятно, накопили бесценный опыт, который может прояснить сложившуюся катастрофическую ситуацию.

Я онемел от изумления, но тут же пришел в себя.

— Я к вашим услугам, сэр, — сказал я и сел. Никто ко мне даже не обернулся, лица у всех были серьезные и мрачные. Я почувствовал, что у меня по спине побежали мурашки. Через несколько часов марсианская экспедиция должна была приземлиться, но там, кажется, произошло что-то ужасное!

Все сидели молча — слышался только визг и мяуканье радио. Прислушавшись, я вздрогнул: в шуме космических помех мне вдруг почудились человеческие голоса.

— Отвечайте… отвечайте… отвечайте… — повторяли они без конца. — Помогите… помогите… помогите…

Неподвижные фигуры вокруг меня сидели с напряженными, каменными лицами, чуть наклонившись вперед. Неужели никто не слышал того, что сейчас услышал я?

— Помогите… ради… бога… дайте посадку… посадку… посадку…

Это было похоже на галлюцинацию. Но тут я услышал голос шефа:

— Скажите, мистер Фитцсиммонс, не пришлось ли вам за десять лет вашего пребывания в космосе перенести какую-нибудь неизвестную болезнь, например сыпь на лице или теле?..

— Это бери-бери, — сказал я. — Но мы ее быстро вылечили витаминами.

— Нет-нет, я говорю о каком-то необычном высыпании на теле.

— Может быть, экзема? Она была у меня раза два. Я думаю, от радиации. Но потом она сама собой проходила.

— А это сыпь была не серая?

— Нет, сэр. Обычная красная сыпь.

— А вам не приходилось замечать что-нибудь вроде серой плесени, похожей на мох, которая распространяется по всей кабине, по всему телу…

— Нет, сэр, не приходилось! Никогда! — отвечал я с ужасом.

— Серая плесень, которая распространяется и распространяется и в конце концов убивает…