Евгений Лукин - Грехи наши тяжкие (сборник)

Понабежало литературных чурок: ничего не умеют и ничего не боятся.

Как это ни печально, однако сочинительство вот-вот утратит статус профессии и превратится в общедоступную забаву. Вроде рыбалки.

Разлив этой весной ГЭС нам устроила долгий и обильный. По слухам, в озёра зашёл сазан. Уж не знаю, один он туда зашёл или с приятелями, но вдруг повезёт! Хотя вряд ли. Отец у меня был рыбак, сын – рыбак, а на мне, видать, природа отдохнула.

Но теоретически подкован. Червяков выбирал острых, вёртких, красных. С белыми тупоконечными – лучше и не пытаться.

На подступах к пруду свирепствовала мошка. Она лезла в глаза и уши, набивалась в шевелюру, а в случае чего прикидывалась перхотью. Я побрызгался из баллончика с каким-то библейским названием (не то «Рефаим», не то «Рафаил»), воссел на мостках, наживил, забросил. Поплавок с придурковатым молодечеством замер по стойке «смирно» в ожидании дальнейших приказаний, а я вернулся к горестным своим раздумьям.

Такое впечатление, что переход беллетристики от ремесленной фазы к промышленной почти завершён. Забавно: стоило дать свободу слова, исчезла свобода мысли. Никто не хочет шевелить мозгами бесплатно – кого ни спроси, либо работают на заказ, либо участвуют в проектах. Что такое проект? Берутся деньги, берётся тема, нанимаются литераторы – и творят, что велено. Ещё и гордятся, если в проплаченную белиберду иной раз удастся протащить контрабандой что-нибудь своё, заветное, личное.

Подумать только, когда-то потешались над Северной Кореей: дескать, книжки бригадами пишут! А у нас теперь не так разве? Нет, кое-какие различия, понятно, имеются. Там работают за идею, тут – за бабло. У них честно печатают на обложках: «Коллектив авторов номер такой-то» – у нас порой доходит до того, что на роль автора назначается супруга спонсора.

А куда прикажете податься тому, кто по старинке, прилаживая слово к слову, лепит нетленку?

А вот сюда, на пруд с удочкой.

Да-а… Что не удалось коммунизму, то удалось рынку.

Стержень поплавка дрогнул и покачнулся, но только потому, увы, что на него присела стрекоза. Должно быть, выбрала самый надёжный на пруду объект. Ось мира. Всё движется, она одна не шелохнётся.

Вот странно… У кого ж я это читал? У Ницше? Да, кажется, у Ницше. То, что раньше считалось жизненно необходимым занятием, становится со временем развлечением на досуге: охота, рыбалка… Даже продолжение рода.

А теперь, выходит, ещё и литература.

Противомоскитное зелье помаленьку выдыхалось, мошка наглела, стрекоза на поплавке чувствовала себя вполне безмятежно. Могла бы, между прочим, и комарьём заняться… Наконец нервы мои не выдержали – я плюнул, встал, вытряхнул червей в пруд и принялся сматывать удочку.

– Хозяин…

Опять он. В тёмных глазах безработного мигранта мне почудилась укоризна, и, представив, каких ему чертей с моей подачи выписала разгневанная Ладушка, я почувствовал угрызение совести.

– Не согласилась?

Он вздохнул.

– Нет. Очень сердитая. А забор правда совсем худой.

– Как тебя звать-то? – спросил я.

Зря. Спросил, как зовут, – почти что нанял.

Он встрепенулся.

– Боря зовут.

– Это по-нашему Боря. А по-вашему?

– По-нашему ты не выговоришь, – сокрушённо ответил он.

– Ну почему же? – с достоинством молвил я. – Я, можно сказать, и сам из Ашхабада…

Опять-таки зря! Земляков-то положено выручать. Но податься уже было некуда, и я продолжал:

– Чего там выговаривать? Если Боря, то, значит, или Берды, или Батыр, или Байрам… Верно?

– Нет, – с грустью сказал он. – Зови Боря.

Ну, Боря так Боря…

– Значит, так, – обрадовал я его. – Боря! Строить я ничего не собираюсь. Не на что. Денег нет.

– Деньги есть, – с надеждой заверил он. И полез в оттопыренный нагрудный карман своей клетчатой рубашки.

Движения его я не понял.

– Погоди! Ты чего хочешь?

– Строить хочу, – последовал истовый ответ.

Я тряхнул головой.

– Погоди! – с досадой повторил я. – Речь же не о твоих деньгах… О моих деньгах речь! Ты ж не собираешься строить бесплатно, правда?

– Зачем бесплатно? – залепетал он. – Я денег дам. Разреши, хозяин…

– Что разреши?

– Строить разреши.

Одно из двух: либо передо мной сумасшедший, либо… А собственно, что либо-то? Не жулик же, он в самом-то деле, – жулики так глупо себя не ведут. Значит, сумасшедший…

– Знаешь что, Боря?.. – вымолвил я, вновь обретя дар речи. – Иди-ка ты, Боря, на фиг!

Повернулся и пошёл к своей калитке.

Сумасшедший. Хорошее слово. Сразу всё объясняет, не объясняя притом ничего. Ненормальный – словцо поточнее. Вполне можно, согласитесь, сойти с ума, в то же время оставаясь в пределах общепринятой нормы. Тем более если вокруг сплошное сумасшествие.

А вокруг сумасшествие. Фантастика вторглась в быт и обесценилась как литературный приём. Стоит придумать что-либо небывалое, тут же сопрут – и в жизнь! Экстрасенсы воруют, эзотерики воруют, наука нетрадиционной ориентации ворует… И немалые, надо полагать, денежки заколачивают.

Но гастарбайтер, пытающийся нанять работодателя, это что-то ещё неслыханное в мировой практике. Не знаю, как вы, а я на всякий случай предпочту держаться от таких гастарбайтеров подальше.

Запер калитку изнутри и удалился в дом с твёрдым намерением не показываться наружу в течение часа как минимум, пока этот чокнутый не найдёт себе новую жертву. Отправил снасти в угол, открыл холодильник, налил стопочку, сварганил бутерброд с варёной колбасой, подсел к столу, задумался, хмыкнул.

Воля ваша, а что-то с этим Борей изначально не так. Акцент, например. Какой-то он у него… смешанный, усреднённый. Городской. Примерно так изъяснялись в Ашхабаде, где обитало около сотни национальностей и наречия перемешались, как в Вавилоне.

Но какой же он горожанин? Хлопкороб хлопкоробом.

Я поднёс стопку к губам – и вдруг засмеялся. Сообразил наконец, что именно мне напомнило Борино поползновение всучить деньги. Попытку публикации за свой счёт. Смеялся я долго. Даже стопку отставил, чтобы не расплескать.

Потом приступ веселья прошёл, но настроение улучшилось.

«Ну и чего ты ноешь? – благодушно увещевал я сам себя, зажёвывая водку бутербродом. – Подумаешь, публиковать тебя перестали! Всю жизнь сочинял в своё удовольствие, да ещё и гонорары за это получал… У других вон и того не было».

Так-то оно так, но жить на что? Запасной профессии – нет, да и возраст поджимает. Немало лет, а дальше будет больше…

Умей я тачать романы из материала заказчика, жил бы сейчас припеваючи: гнал бы продолжение Мондье или Шванвича. Предлагали ведь, и не раз… Не умею. Могу, простите, живописать лишь то, чему был свидетелем сам, как это ни странно. Даже если действие у меня происходит на другой планете…