Филип Дик - Глаз Сивиллы (сборник)

— О, да. Им там, наверняка, понравится, ведь мы потрудились на славу. — Милт воодушевился. — У тебя дух захватит, когда ты все это сама увидишь, дорогая моя мисс Аблесет!

— Зови меня просто Мэри. — Мисс Аблесет поправила огненно-рыжий парик.

— Договорились. — Переполнявшее Милта чувство вины перед женой постепенно улетучилось.

— Знаешь, на Земле так быстро все меняется из-за этой ужасной перенаселенности. — Легким нажатием пальчика Мэри вправила начавшую было выпадать челюсть.

— Да, я и сам вижу, — согласился Милт, приводя в порядок собственные парик и вставные зубы.

«А может, я все-таки ошибаюсь? Видел же я собственными глазами огни Нью-Йорка, а не безлюдные руины, как ожидал. Или все это — иллюзия, внушенная мне хитроумными аппаратами проксимиан? Ведь не подошла же монета к автомату. Доказывает ли это что-нибудь?

Делать выводы пока рано, не исключено, что и огни города, и автомат существуют лишь в моем воображении».

На следующий день Бискл и мисс Аблесет отправились в южную часть штата Юта, в один из уцелевших парков у подножия горы. Парк, хоть и небольшой, казался чудом — чистый, зеленый, наполненный ароматом цветов и щебетаньем птиц.

Милт сидел на траве и наблюдал за прыгающей по земле белкой. Поодаль, закрыв глаза, на спине лежала Мэри. Легкий купальник лишь подчеркивал красоту ее тела.

— Как хорошо, что ты вытащил меня сюда. Знаешь, Марс мне представляется таким вот бескрайним парком.

— На Марсе нет белок, — сонно пробормотал Милт.

Невдалеке по скоростной трассе неслись автомобили, монотонный шум двигателей напоминал Милту прибой Тихого океана. Окружающее спокойствие усыпило его подозрения, казалось, все складывается как нельзя лучше.

Милт кинул белке орех. Зверек подбежал к нему, скосив на Милта умные глазки. Когда белка замерла, зажав орех в передних лапках, Милт бросил другой в нескольких футах от первого. Услышав шорох кленовых листьев, белка навострила уши.

Милту вдруг вспомнилось, как он в детстве играл со старым, ленивым котом. В те незапамятные дни Земля еще не была так перенаселена, и закон не запрещал держать в доме животных. Милт дожидался, когда Ворчун — так звали кота — задремывал, и кидал что-нибудь в угол комнаты. Ворчун тотчас просыпался. Его глаза раскрывались, уши вставали торчком, и он минут пятнадцать вслушивался и озирался. Милт загрустил, вспомнив давно почившего красавца Ворчуна.

«На Марсе люди снова обзаведутся домашними животными». — Эта мысль взбодрила Милта.

В последние годы у него был неразлучшый друг — марсианское растение ваг. Он привез любимца на Землю, и теперь горшок с растением стоял на кофейном столике у Мэри. На Земле всего за сутки листья вага сморщились и поникли. Видно, местный климат пришелся марсианину не по вкусу.

— Странно, — произнес Милт. — С чего это мой ваг увял? Я всегда полагал, что во влажной атмосфере…

— Во всем виновата земная сила тяжести, — пояснила Мэри, не открывая глаз. — Ему здесь слишком тяжело.

Милт взглянул на дремавшую рядом женщину. Она погрузилась в то дивное состояние между сном и бодрствованием, когда сознание и подсознание сливаются воедино. Милт снова вспомнил Ворчуна, поднял с земли камешек и бросил в траву рядом с Мэри.

Она тут же села, удивленно озираясь. Купальник свалился с груди, уши настороженно оттопырились.

— Мэри, земляне не могут шевелить ушами. Даже инстинктивно.

— Что? — Она смущенно моргала, завязывая бретельки лифчика.

— В ходе эволюции у людей сохранились мышцы ушей, но мы давно разучились ими управлять, — объяснил Милт. — Собаки и кошки могут, а люди — нет. Даже исследуя трупы землян, вы не узнали бы об этом. Вот и допустили ошибку.

— Не понимаю, о чем это ты, — угрюмо сказала Мэри и опустила голову.

Чудом сохранившийся уголок земной природы утратил всю свою привлекательность. Милт больше не верил в реальность парка.

— Давай-ка вернемся домой. — Милт поднялся на ноги.

Белка провожала их до самого вертолета, затем увязалась за супружеской парой с двумя детьми. Мальчишки бросали орехи, и белка бегала кругами, собирая их.

— Очень убедительно, — сказал Милт. — Да, так оно и было на самом деле.

— Как жаль, что док Девинтер за миллионы миль отсюда. Он бы живо выбил дурь из твоей башки. — Голос Мэри непривычно резал слух.

— Не сомневаюсь, что это ему по силам.

Вернувшись из парка, Милт нашел марсианское растение увядшим. Сухие поникшие стебли и опавшие желтые листья однозначно указывали причину гибели — обезвоживание.

— Даже не пытайся выдумать убедительное объяснение, все ясно, как белый день, — буркнул Милт, глядя на мертвые стебли. — Ты отлично понимаешь, что это значит. В земном воздухе должно быть гораздо больше влаги, чем в марсианском, даже после реконструкции. А ваг засох. Подозреваю, что взрывы проксимианских ядерных бомб опустошили океаны, поэтому-то в воздухе и осталось так мало влаги. Скажешь, я не прав?

Мэри не ответила.

— Никак не возьму в толк, зачем вы продолжаете эту дурацкую игру. Ведь я же закончил свою работу!

Немного помолчав, Мэри спросила:

— По-твоему, на других планетах не понадобятся инженеры-реконструкторы?

— Сколько же новых миров вы захватили?

— Речь идет не о новых мирах, а о Земле. Здесь восстановительные работы затянутся на века, нам потребуется твой талант и опыт инженера-реконструктора. Конечно, я ничего не утверждаю — просто следую логике твоих рассуждений.

— Значит — Земля. Вот оно в чем дело, а я-то гадал, почему так легко вырвался… — Милта вдруг осенило. — Мне не разрешат вернуться на Марс… — Все встало на свои места. — И я никогда не увижу Фей, ты заменишь ее в моей жизни.

— Во всяком случае, попытаюсь. — Улыбаясь краешками губ, Мэри погладила его по плечу.

Смутившись, он отступил, взял со стола горшок с марсианским растением и кинул в утилизатор отходов.

— Давай-ка отправимся в Нью-Йорк, в Музей Современного Искусства, а затем, если останется время, посетим «Смитсоник»[4], — предложила Мэри. — Мне велели развлекать тебя, чтобы не оставалось времени на ненужные размышления.

— Но я все равно буду размышлять, — пробормотал Милт, наблюдая, как она снимает купальник и переодевается в серое вязаное платье.

«Ничего уже не исправишь, — думал он. — С каждым инженером-реконструктором произойдет то же самое, как только он закончит свой участок. Я только первый в этой длинной веренице.

Первый, но не последний… И то ладно».