Иван Ефремов - Сердце Змеи. Час Быка

Его вытолкнули из машины перед глухими воротами темно-серого дома, обнесенного чугунной стеной. Сердце Нар-Янга затрепетало в смешанном чувстве страха и облегчения. Жители столицы боялись резиденции Ген Ши, первого и самого грозного помощника Чойо Чагаса. Астрофизика рысью погнали вниз, в полуподвальный этаж. В ярко освещенной комнате ошеломленный Нар-Янг зажмурил глаза. Одно мгновение потребовалось охранникам, чтобы срезать с его одежды застежки, снять пояс, распороть снизу доверху рубашку. Подтянутый, суховатый ученый превратился в жалкого оборванца, уцепившегося за свои постыдно сползающие брюки. Жестокий пинок в спину — и, дрожа от страха и ярости, он оказался у большого стола, за которым сидел Ген Ши. Второй на планете владыка улыбался приветливо, и Нар-Янг почувствовал уверенность.

— Мои люди перестарались, — сказал Ген Ши. — Я вижу, вам неточно передали приказ, — обратился он к «лиловым», — привезти не преступника, а важного свидетеля.

Ген Ши помолчал, разглядывая желтокожего астрофизика, потом тихо сказал:

— Ну, выкладывай сообщение! Надеюсь, ты решился потревожить владыку по действительно важной причине, иначе, сам понимаешь, — от улыбки Ген Ши приободрившийся было Нар-Янг зябко поджал пальцы на ногах.

— Сообщение важное настолько, что я изложу его лишь самому великому, — твердо сказал он.

— Великий занят и повелел два дня его не тревожить. Говори, да побыстрее!

— Я хотел бы видеть владыку. Он разгневается, если я скажу кому-нибудь другому. — Ученый опустил глаза.

— Я тебе не кто-нибудь, — угрюмо сказал Ген Ши, — и не советую упорствовать.

Нар-Янг молчал, стараясь преодолеть страх. Они не посмеют ничего ему сделать, пока он владеет тайной, иначе она погибнет вместе с ним.

Астрофизик молча помотал головой, боясь выдать словами свой испуг. Ген Ши так же молча закурил длинную трубку и дымящимся концом ее показал в угол комнаты.

Мигом к Нар-Янгу подскочили «лиловые», содрали с него брюки; другие охранники сняли чехол с предмета, стоящего в углу комнаты. Ген Ши лениво встал и приблизился к грубому деревянному изваянию умаага. Прежде этих животных, ныне почти вымерших, разводили на планете Ян-Ях для езды верхом и в упряжке. Морда умаага была оскалена в зверской усмешке, а спина стесана в виде острого клина.

«Лиловый» спросил:

— Простое сиденье, владыка, или?..

— Или! — ответил Ген Ши. — Он упрямый, а сиденье требует времени. Я спешу.

«Лиловый» кивнул, вставил рукоятку в лоб деревянной скотины и стал вращать. Клиновидная спина, точно пасть, стала медленно раскрываться.

— Что ж, надевайте ему стремена! — спокойно сказал Ген Ши, выпуская клубы дыма.

Прежде чем охранники схватили его, Нар-Янг понял свою участь. В народе давно уже ходила молва о страшном изобретении Гир Бао, предшественника Ген Ши, с помощью которого могли добиться любого признания у мужчин. Их сажали верхом на умаага, и деревянные челюсти на спине изваяния начинали медленно сдвигаться. Дикий ужас сломил все упрямство и человеческое достоинство астрофизика. С воплем «Все скажу!» он пополз к ногам Ген Ши, вжимаясь в пол и моля о пощаде.

— Отставить стремена! — скомандовал владыка. — Поднимите его, посадите, нет, не на умаага — в кресло!

И Нар-Янг, проклиная себя за низость доноса, дрожа и захлебываясь, рассказал, как сегодня утром земной гость проговорился на заседании физико-технического института, не догадавшись о выводах, какие ученые Ян-Ях сделают из обрисованной им картины вселенной.

— И ты один нашелся умный?

— Не знаю… — Астрофизик замялся.

— Можешь называть меня великим, — снисходительно сказал Ген Ши.

— Не знаю, великий. Я сразу же пошел чертить и вычислять.

— И что же?

— Звездолет пришел из невообразимой дали космоса. Не меньше тысячи лет потребуется, чтобы сообщение отсюда достигло Земли, две тысячи лет на обмен сигналами.

— Это значит?! — полувопросительно воскликнул Ген Ши.

— Это значит, что никакого второго звездолета не будет… Я ведь присутствовал в качестве советника на переговорах с землянами… И еще, — заторопился Нар-Янг, — показанное нам заседание земного совета, разрешавшее уничтожить Ян-Ях, — обман, блеф, мистификация, пустое запугивание. Никого стирать с лица планеты они не будут! У них нет на это полномочий!

— Ну, такие дела возможны и без полномочий, особенно если далеко от своих владык, — подумал вслух Ген Ши и вдруг грозно ткнул пальцем в ученого: — Никто об этом не знает? Ты никому не проговорился?

— Нет, нет, клянусь Змеем, клянусь Белыми Звездами!

— И это все, что ты можешь сообщить?

— Все.

Опытное ухо Ген Ши уловило заминку в ответе. Он поиграл изломанными, как у большинства жителей Ян-Ях, бровями, пронизывая жертву безжалостным взглядом.

— Жаль, но все же придется прокатить тебя на умааге. Эй, взять его!

— Не надо! — отчаянно завопил Нар-Янг. — Я сказал все, о чем догадался. Только… Вы помилуете и отпустите меня, великий?

— Ну? — рявкнул Ген Ши, сокрушая последние остатки воли ученого.

— Я слышал разговор двух наших физиков, случайно, клянусь Змеем! Будто они разрешили загадку защитного поля землян. Его нельзя преодолевать мгновенными ударами вроде пуль или взрыва. Чем сильнее удар, тем больше сила отражения. Но если рассечь его медленным напором поляризованного каскадного луча, то оно поддается. И один сказал, что хотел бы попробовать свой квантовый генератор, недавно изготовленный им в рабочей модели.

— Имена?

— Ду Бан-Ла и Ниу-Ке.

— Теперь все?

— Полностью все, великий. Более я ничего не знаю. Клянусь…

— Можешь идти. Дайте ему иглу и плащ, отвезите куда надо.

К натягивающему брюки Нар-Янгу подошли «лиловые».

— Еще двоих за этими физиками! Нет, берите только Ду Бан-Ла. С женщиной придется возиться, они всегда упорнее!

Старший из «лиловых», низко кланяясь, исчез за дверью. Другие подвели ученого к выходу. Едва он ступил за порог, как офицер в черном, молча стоявший в стороне, выстрелил ему в затылок длинной иглой из воздушного пистолета. Игла беззвучно вонзилась между основанием черепа и первым позвонком, оборвав жизнь Нар-Янга, так и не успевшего научиться простой истине, что никакие условия, мольбы и договоры с бандитами невозможны. Остатки старой веры в слово, честь или жалость погубили множество тормансиан, пытавшихся выслужиться перед олигархами и поверивших в «законы» и «права» шайки убийц, какими были, по существу, Совет Четырех и его высшие приближенные.