Стивен Джонс - Монстры

В каком-то фантастическом сериале Стоктон однажды видел, как тяжело жить невидимке. Герой фильма, помнится, после смерти стал видимым. Если в той истории была хоть доля правды, то новому знакомому Стоктона, судя по его относительной видимости, суждено отдать концы в самом ближайшем будущем.

— Рад приветствовать вас! — обратился старый полицейский к Невидимке. — Добро пожаловать на Слоновий Погост!

Именно так называлось то место, куда всякая нежить приходила умирать. И таков был сверхъестественный порядок вещей — каждая тварь находила там упокоение. В соответствии с тем же порядком каждой твари должен был в этом поспособствовать страж. Нынешним стражем был Стоктон.

— Ты последний, надеюсь?

— Когда-то я, точнее — тот, кем я тогда был, наградил себя титулом "Человек-Невидимка Первый", — ответил хриплый голос из ниоткуда.

Точнее, не совсем из ниоткуда.

Стоктон увидел в воздухе перед собой темную воронку, из которой исходил голос, почувствовал зловонное дыхание, даже разглядел одиноко горчащий гнилой зуб. Невидимка явно очень страдал. Его голос звучал устало и недовольно, он держался вызывающе и немного пафосно, как актер, играющий фашиста в старом малобюджетном британском фильме про войну. Британцы, которых сейчас показывают по телевизору, — всякие там политики и музыканты — говорят совсем не так; может, они вообще никогда так не говорили, но Стоктону все равно казалось, что Невидимка говорит с британским акцентом.

Инспектор понял, что Невидимка не собирается никого убивать.

Он не будет бороться за свою жизнь — в нынешнем состоянии она того явно не стоит. Он не станет учинять кровавую бойню с десятками и сотнями жертв, глумиться над трупами, осуществлять ритуальные жертвоприношения. Его пребывание в городе может вообще остаться незамеченным.

Достаточно Стоктону протянуть руку, нанести один решающий удар — и полупрозрачное облако перед ним осядет на землю, а потом превратится в обнаженное тело измученного долгой и тяжелой болезнью старика.

Невидимка и сам хотел такого конца.

Сейчас Стоктон понимал это особенно ясно. Невидимка и ему подобные приезжали в город, чтобы после прощального бенефиса, который обычно имел для местных жителей самые разрушительные последствия, найти здесь свой последний приют. Так сказать, упокоиться с миром. Ну или просто упокоиться — это уж как повезет.

И вдруг ледяные пальцы невидимки мертвой хваткой вцепились Стоктону в горло.

Гнилой зуб замаячил прямо перед глазами. От зловонного дыхания потемнело в глазах.

Стоктон проклинал себя за то, что задумался и отвлекся. Такие ошибки в подобных ситуациях часто стоили людям жизни. Сверхъестественная природа этих тварей завораживала: даже в бывалом инспекторе вдруг проснулось сочувствие к этому существу, к его страданиям, к его безумию, к тоске по минувшим дням, когда это чудовище могло наводить ужас на простых смертных, безнаказанно творить свои отвратительные преступления, о которых, однако, люди давно успели позабыть, как позабыли про паровозы и старые добрые фантастические телесериалы.

Как мог Стоктон сострадать этой твари? Как он мог забыть, что перед ним настоящее чудовище?

Цепкие пальцы все больнее сдавливали шею, пережимали сонную артерию, длинные ногти царапали кожу, оставляя глубокие ссадины.

— С вами все в порядке, мистер Стоктон?

В двадцати футах от них в дверях вокзала показалась Айрин. Она выглядела встревоженной.

Стоктон собрался с силами. Трудно делать вид, что у тебя все в порядке, когда тебя душит Невидимка. Ноги старика едва касались земли, говорить он уже не мог, только хрипел.

Невидимка зашептал ему прямо в ухо:

— Если она что-нибудь заподозрит, пеняй на себя — я ее прикончу!

Стоктон помахал Айрин рукой и изобразил жалкое подобие улыбки — больше ему было нечем ее успокоить.

Этого, к счастью, оказалось достаточно. Айрин пожала плечами и вернулась на станцию.

Стоктон бессильно уронил руку. У него опять заломило все суставы.

— Вот и славно. Весьма разумно с твоей стороны не вмешивать в это дело посторонних.

Теперь Невидимка заговорил так, словно у него со Стоктоном были какие-то общие дела и сейчас наступило время наконец их закончить.

Стоктон изо всех сил косил глазами вниз, стараясь разглядеть пальцы, безжалостно сжимавшие его шею. Странным образом ему казалось, что он видит шрамы на душащей его руке, притом что сама рука оставалась невидимой.

Невидимка сменил руку — разжал правую и почти тут же сильнее прежнего вцепился в него левой. Пальцы сдавили шею — Стоктон понял, что вот-вот задохнется.

— Мне ужасно жаль! — иронизировал мучитель. — Вечно я забываю остричь ногти, прежде чем напасть на кого-нибудь, а ногти у меня растут не по дням, а по часам, и ничего тут не поделаешь, так что моим удушенцам, насколько я могу судить, приходится несладко. Вы должны простить меня за отсутствие маникюра — я такой рассеянный, знаете ли.

Стоктон пытался нащупать невидимую руку, чтобы хоть немного ослабить хватку нападавшего. В конце концов он почувствовал под пальцами что-то холодное и скользкое и вцепился в противника что было сил.

— Эй ты, прекрати щекотаться!

За строгим окриком последовал сильный удар в живот, который не смягчила даже зимняя охотничья куртка. Старик тут же скрючился от невыносимой боли.

Нужно было срочно что-то предпринять, иначе это чудовище убьет его.

— Так ты говоришь, Слоновий Погост? — мечтательно пробормотал Невидимка. — Забавное название, мне нравится.

— Вся твоя инфернальная родня уже там, — еле слышно прохрипел Стоктон. — Спят вечным сном.

— А мне-то что до этого? К чему ты клонишь, инспектор?

В голосе слышался неподдельный живой интерес. Невидимку, похоже, порядком забавляло все происходящее.

— Предлагаю немного прогуляться.

Стоктон ощутил легкий толчок в спину и покорно засеменил по платформе. Идти в полузадушенном состоянии было не слишком удобно — он тут же подвернул ногу и вскрикнул от резкой боли.

— Ну ты, полегче, старик! Не спеши, нам с тобой торопиться некуда.

— Куда мы идем?

— Как куда? Конечно, к тебе домой. Ты разве забыл, что собирался угостить меня завтраком? День-то нам предстоит нелегкий, так что самое то немного подкрепиться.

И вот старый твидовый костюм уже сидит перед Стоктоном в его любимом кресле, положив ногу на ногу. При иных обстоятельствах его немало позабавил бы вид тапочки, колыхающейся в воздухе на некотором расстоянии от брючины: гость, по-видимому, качал невидимой ногой.