Евгений Лукин - Амёба

Вавочка же соображал панически, что с ней теперь делать. Хотя дверь так и так нечем открыть…

Он порылся в кармане, в другом, изобразил на лице тревогу, поднял на Раечку трагические глаза и сообщил:

— Кажется, ключ дома оставил.

Раечка охнула, а он как бы с досады ткнул в дверь кулаком.

— Вот, блин! — сказал он. — Как же я теперь в квартиру попаду? Я ж без ключа теперь в неё никак не попаду.

Тут он спохватился, не слишком ли радостно он всё это ей сообщает, с ненавистью сказал: «У, блин!» — и снова наказал дверь ударом.

Дверь приоткрылась, и на площадку высунулся двойник.

— Чего орёшь? — вполголоса накинулся он на Вавочку. — Договорились же, без ключа идёшь!

Секунду спустя он заметил Раечку и остолбенел. Раечка же приоткрыла рот и стремительно стала бледнеть, причём не постепенно, как обычно бледнеют, а, так сказать, поэтапно, в три приёма: бледная — ещё бледнее — совсем белая.

«Сейчас завизжит», — мелькнуло у обоих.

Но из перехваченного ужасом горла Раечки вырвался лишь слабенький звук, передать который на бумаге решительно невозможно. Она взглянула на одного, на другого, присела и вдруг с проворством, какого в ней и не заподозришь даже, обвалом загремела по лестнице. На промежуточной площадке ухватилась обеими руками за перила; её развернуло лицом к Вавочкам, и они ещё секунду видели вытаращенные Раечкины глаза и беззвучно орущий рот.

Потом сообразили, что стоят на лестничной клетке, что в воздухе замирает дрожь от грохота двери подъезда, а над ступенями порхает тетрадный листок для проверки вентиляции.

— Ты что, блин! — шёпотом заорал Вавочка на двойника, когда они влетели в коридорчик и защёлкнули замок. — Соображаешь, что делаешь? Ты зачем открыл?

— А какого чёрта стучать было? Она ж теперь весь двор поднимет!

Прислушались к тишине за дверью. Потом один из них начал хихикать.

— Ты чего? — не понял другой.

— Так ей же, блин… — запинаясь на смешках, выговорил тот. — Ей же не поверит никто. Скажут: чокнутая. В дурдом отправят.

Теперь смеялись оба, первый и последний раз чувствуя себя союзниками.

— Смотри, ещё не нарвись, — посоветовал, выпроваживая двойника, тот, что в костюме. — А то совсем с ума стряхнётся.

Как далеко убежала Раечка — сказать трудно. Во всяком случае, во дворе её видно не было.

Только пройдя полквартала, Вавочка остановился и, честное слово, чуть не заплакал. Господи, улица…

Долго стоял на перекрёстке, пока не вспомнил наконец, что ещё надо куда-то идти… Ах да, в «Городские ведомости» — договор на рекламу. А потом в Фонд — сказать: ангина, мол… Он тряхнул головой и двинулся сквозь сетчатые тени полуоблетевших акаций, сорящих, если заденет сквозняк, жёлтым хрустким конфетти. Куда глаза глядят — к повороту, где бывшая улица Желябова переходила в бывший проспект Ленина.

И тут — словно заморозка кончилась. Вавочка вспомнил начальственный тон двойника, ожгло стыдом. Крысёнок! Он что же, думает, с пластилиновым дело имеет?.. Вавочка ему кто? Шестёрка?.. В «Городские ведомости», говоришь… А вот не пойдёт Вавочка в «Городские ведомости». Из принципа не пойдёт.

Телевидение… Какое, блин, телевидение? Какая, блин, рекламная кампания? Да провались она пропадом со всеми процентами! Надо что-то делать. Сестра приедет через несколько дней. Надо что-то делать…

Короче так: никаких сегодня редакций. Сейчас он завернёт в «Посошок», сядет там за столик, выпьет пива и всё хорошенько обдумает. Надо что-то делать.

Ну вот и уводящие вниз ступени. Омытый цветным полумраком, Вавочка входит, оглядывает полуподвальчик, кивает кому-то полузнакомому (тот озадаченно кивает в ответ) и скромно присаживается за столик у колонны. Уставший бизнесмен заскочил выпить пивка между двумя удачными сделками.

— Пару кружек и пачку «Магны», — расслабленно говорит он возникшему из цветных сумерек официанту.

Сейчас он отмякнет, почувствует себя уверенным, поразмыслит… И Вавочка, как в тёплую мыльную пену, погружается в ласковое бормотание приглушённой музыки, сквозь которую проступает временами:

— …Пороха Порохом пугали…

— Это как?

— А так. Приходит он…

— …не понимаю я Белого. Ну как это: пятнадцать лимонов для него заняли, подставились, можно сказать! Пять отнёс, а с десятью сбежал…

На стол с приятным гулким звуком опускаются две полные кружки. Вавочка отпускает официанта благосклонным кивком, отхлёбывает, задумчиво вскрывает пачку «Магны». А руки, между прочим, дрожат. Надо что-то делать. Надо что-то делать… Запугать бы его, гада, чтобы сбежал к лешему…

Кем? Кем запугать? Не собой же!..

— …послал их, короче. А они говорят: «Ты Пороха такого знаешь?» Порох растерялся, говорит: «Да как… Немного знаю». А что тут ещё скажешь? «Ну вот увидишь, — говорят. — Намекнём завтра Пороху — он тебе башку оторвёт…»

Крутые ребята сидят за соседними столиками. Появись у кого двойник — дня бы не прожил. Сунули бы в контейнер — да в реку…

— …Ну я понимаю: сбежал со ста лимонами. Тут ещё подумать можно. Но с десятью…

Даже если вьетнамцы… Во-первых, на вьетнамцев надо ещё выйти. Во-вторых, деньги они, наверное, просят вперёд. Значит, занимать. И занимать много… А это мысль! Взять и подставить! Занять лимонов десять — а получают пускай с двойника!.. Тот: «Какие лимоны?» — а они его… Нет, не прокатит. Времени мало. Не на день же, в самом деле, занимать…

— У вас тут свободно?

Кажется, это ему.

— Конечно-конечно, — отзывается Вавочка.

Приглушённо громыхают отодвигаемые тяжёлые табуреты, и за Вавочкин стол садятся двое.

…Может, просто на пушку его взять? Сказать: так, мол, и так, абзац тебе, вьетнамцев нанял…

— А что же вы сегодня без охраны?

Вавочка вскидывает глаза и видит, что за столиком сидят давешние шестёрки, пару дней назад чуть было не согнавшие его с табурета. На секунду Вавочку охватывает неприятное предчувствие, но шестёрки на этот раз миролюбивы и смотрят искательно. Видно, тогдашняя Вавочкина беседа с самим Порохом сильно их впечатлила.

— Охрана сегодня отдыхает, — мигом сориентировавшись, изрекает Вавочка.

Шестёрки кивают. Лица — понимающие, серьёзные.

— Спецназ? — с почтением осведомляется один, видимо, имея в виду Лёню Антомина, прокатившего, выходит, под Вавочкиного телохранителя.

— Афган, — говорит Вавочка.

— Ну и что ж он? — как-то ревниво, чуть ли не обиженно спрашивает второй. — Дерётся, что ли, лучше других?

И Вавочка внезапно ощущает долгожданный прилив уверенности. Двойник? Разберётся он с двойником. Не может не разобраться. Зря, что ли, так вежливы с ним эти два качка с оббитыми ушами!