Томас Диш - Спуск

Он может прочитывать приблизительно одну страницу в минуту, на эскалаторе — немного меньше. Предположим, читая, он провел один час на эскалаторах: шестьдесят минут — сто двадцать этажей. Плюс сорок семь, которые он сосчитал. Итого — сто шестьдесят семь. «Небесный зал» был на пятнадцатом этаже.

167 — 15 = 152.

Он находился на сто пятьдесят втором подвальном этаже. Это было невероятно.

Единственный выход из невозможной ситуации — трактовать ее как обычную. Таким образом, он вернется в универмаг Андервуда тем же путем, каким, очевидно, покинул его. Он начал подниматься на сто пятьдесят два пролета по движущимся вниз эскалаторам. После двух пролетов у него совершенно сбилось дыхание.

Главное — не спешить. Он не будет поддаваться панике.

Нет.

Он взял сумку с продуктами и книгами, подождал, пока восстановится дыхание, и поднялся на четвертый пролет. Отдыхая на площадке, он попытался сосчитать ступеньки между этажами, но сумма была разной в зависимости от того, считал ли он по движению или против него.

Когда он взбирался на девятый эскалатор, сумка порвалась, продукты и книги вывалились, образовав аккуратную кучу.

Разбилась только одна банка с джемом.

Он сложил продукты в угол площадки, за исключением наполовину растаявшего фазана, которого он засунул в карман пальто, предвидя, что подъем займет еще очень много времени.

Физическое напряжение притупило все его другие чувства, а точнее говоря, способность к страху. Он поднялся на один пролет, отдохнул, снова поднялся и снова отдохнул. Каждый последующий подъем был труднее, каждый отдых — дольше. Он перестал считать площадки после двадцать восьмой и, когда ноги отказали, рухнул на бетонный пол. Он попытался сделать несколько приседаний, но упал на спину.

Несмотря на недавний обильный обед в ресторане, его мучил голод, и он с жадностью уничтожил фазана, теперь уже совершенно оттаявшего, даже не заметив, был ли фазан сырой или вареный.

«Так и становятся каннибалами», — подумал он, засыпая.

Ему снилось, что он падает в бездонную яму. Проснувшись, он обнаружил, что ничего не изменилось, за исключением того, что тупая боль в ногах усилилась. Монотонное жужжание эскалаторов усилилось до рева Ниагарского водопада, а скорость их движения увеличилась пропорционально реву.

«Меня лихорадит», — решил он, вскочил на одеревеневшие ноги и согнул их несколько раз по очереди, чтобы убрать боль из мускулов.

На середине третьего эскалатора ноги опять нестерпимо заныли, однако ему удалось одолеть подъем. На следующем пролете он свалился. Лежа на площадке, куда привез его эскалатор, он почувствовал, что к нему вернулся голод.

Его продукты были где-то внизу. Если возвращаться за ними, он потеряет все очки в подъеме, которого с таким трудом добился. Возможно, универмаг Андервуда находится всего через несколько пролетов вверху. Или через сотню. Ему оставалось только гадать.

Из-за голода и усталости, а также из-за того, что тщетность подъема по бесконечным пролетам опускающихся эскалаторов была, как он теперь расценил ее, сизифовым трудом, он решил вернуться и поесть.

Сначала он позволил эскалатору тихо нести себя вниз, но вскоре в нем пробудилось нетерпение. Он обнаружил, что бежать вниз через три ступеньки было не так изматывающе, как бежать вверх. Он почти не устал, и за несколько минут добрался до своих продуктов.

Съев половину яблочного пирога и немного сыра, он сделал из своего пальто подобие мешка, связав рукава и застегнув все пуговицы. Теперь, держась одной рукой за воротник, а другой за низ пальто, он мог нести продукты с собой.

Он ехал вниз, только вниз, вниз и вниз, до головокружения быстро, слегка поворачиваясь на каблуках на каждой площадке. Он кричал, улюлюкал и хохотал во весь голос; крики эхом отзывались в узких коридорах с низкими сводами, преследуя его.

Вниз, вниз и вниз.

Дважды он поскальзывался на площадках, а однажды не устоял и полетел вниз, выпустив мешок с продуктами.

Наверное, он некоторое время был без сознания, так как, очнувшись в куче продуктов, обнаружил, что у него рассечена щека и голова раскалывается от боли. Складывающиеся ступени мягко терлись о его каблуки.

Затем он пережил первый момент ужаса — предчувствие, что этот спуск БЕСКОНЕЧЕН.

«Я еду в ад! — закричал он, хотя его голос и не мог заглушить беспрерывного жужжания эскалаторов. — Это путь в ад. Оставь надежду всяк сюда входящий!»

Здравый смысл, однако, был так присущ его характеру, что ни истерика, ни ужас не могли надолго овладеть им. Он опять собрал продукты, с облегчением обнаружив, что на этот раз разбилась только одна банка растворимого кофе, и начал более аккуратный спуск. Опять принялся за «Ярмарку тщеславия», читая ее и одновременно шагая по ползущим вниз ступеням. Он не позволил себе думать о протяженности той бездны, в которую погружался, и сюжетные перипетии романа помогли ему отвлечься от своей собственной ситуации. На странице 235-й он пообедал остатками сыра и яблочного пирога; на 523-й отдохнул и поужинал английскими печеньями, макая их в арахисовое масло.

«Нужно лучше распределить оставшуюся пищу».

Может быть, если он будет рассматривать свое абсурдное положение как борьбу за выживание, как главу в своей собственной робинзонаде, он сможет достичь дна этого механического водоворота живым и нормальным.

Конечно, он все еще спускается вниз… И он все еще вполне нормален… Но он выбрал себе цель и не отступит от нее.

На бесконечных лестничных клетках не существовало ночи. Он засыпал, когда ноги более не могли нести его и глаза начинали слезиться от чтения. Во сне он продолжал свой спуск по эскалаторам. Он просыпался, и его рука все так же лежала на резиновом поручне, который двигался одновременно со ступенями. Тогда он осознавал, что не спит.

Как лунатик, он продолжал идти по эскалаторам дальше вниз, в эту нескончаемую преисподнюю, позабыв где-то мешок с пищей и даже недочитанный роман Теккерея.

Поднимаясь вверх, он в первый раз заплакал. Без романа думать было совершенно не о чем. кроме как об этом, об этом…

«Сколько же еще? Как долго я спал?»

Он сумел подняться на двадцать пролетов. Потом сломался. Развернулся и позволил ступеням нести себя вниз.

Эскалатор, казалось, двигался теперь с большей скоростью, чем раньше, а перестук ступеней стал громче. Но он больше не доверял своим ощущениям.

«Наверное, я не в своем уме. А может, просто ослабел от голода. Все равно пища когда-нибудь кончилась бы. А голод может повредить мозгу. Оптимизм — вот выход!»

Из-за отсутствия других развлечении он занялся тщательным анализом окружающего. Стены и потолки были плотные, гладкие и ослепительно белые. Ступени эскалатора имели матовый никелевый оттенок; продольные зубья были слегка светлее, а канавки — темнее. Зубья слегка выступали за край каждой ступеньки, что придавало нм сходство с машинкой парикмахера.