Кейт Уилхелм - Похороны

Похожая на бумагу коричневая кожа, сморщенная и жесткая, где морщина на морщине, вертикальные, горизонтальные, диагональные, оставили маленькие островки плоти, едва достаточные, чтобы покрыть кости. Дребезжащий, малопонятный голос: они забрали музыку из воздуха… голоса с неба… стерли картины, что двигались… ящики, что пели и плакали… Безумная речь. И дальше: лишь один остался, кто знал. Лишь один…

Мадам Трюдо вошла в класс, и Карла поняла, почему класс все это время занимался индивидуальными заданиями. Учитель ждала появления мадам Трюдо. Девочки торопливо встали. Мадам Трюдо жестом приказала садиться.

— За последние пять лет за мадам Вестфол ухаживали следующие девочки… — Она зачитала список. Имя Карлы в него входило. Закончив, она спросила:

— Есть здесь кто-нибудь, кто ухаживал за мадам Вестфол и чье имя я не прочитала?

Позади Карлы раздался шелест. Она не отводила взгляда от мадам Трюдо.

— Имя? — спросила Учитель.

— Луэлья, мадам.

— Ты ухаживала за мадам Вестфол? Когда?

— Два года назад, мадам. Я заменила Соню, которая внезапно заболела.

— Очень хорошо. — Мадам Трюдо добавила имя Луэльи в список. — Вы все явитесь в мой кабинет завтра утром в восемь часов. На это время вы освобождаетесь от занятий и обязанностей. Свободны.

Она поклонилась классному Учителю и покинула комнату.

Ноги Карлы дрожали и ныли. Ее занятия по плаванью проходили каждое утро в восемь часов, и она их пропустила, почти два часа просидев на прямом стуле, когда наконец ей сказали пройти в кабинет мадам Трюдо. Никто из других ожидающих девочек не поднял глаз, когда она встала и последовала за прислужницей из приемной. Мадам Трюдо восседала за громадным столом, который был совершенно пуст, сверкая зеркальной отделкой. Карла стояла перед ним, опустив глаза, и видела лицо мадам Трюдо отражающимся в поверхности стола. Мадам Трюдо смотрела в точку поверх головы Карлы, не замечая, что девочка изучает ее черты лица.

— Ты ухаживала за мадам Вестфол за последние четыре года всего семь раз, это верно?

— Думаю, да, мадам.

— Ты не уверена?

— Я… я не помню, мадам.

— Понимаю. Ты запомнила бы, если б мадам Вестфол хоть раз говорила бы с тобой за это время?

— Да, мадам.

— Карла, ты дрожишь. Ты боишься?

— Нет, мадам.

— Посмотри на меня, Карла.

Карла сжимала кулаки и чувствовала, как ногти впиваются в кожу. Она переключилась на боль и перестала дрожать. У мадам Трюдо была бледная, как тесто, кожа, остроконечные черные брови, острые черные глаза, черные волосы. Рот широкий и полный, нос длинный и узкий. Пока она изучала девушку, стоявшую перед ней, Карле показалось, что в ее выражении что-то изменилось, однако она не смогла бы сказать, что именно, и чем выражение отличается от того, что было мгновением раньше. Новым напряжением, наверное, новым интересом.

— Карла, я просмотрела твои записи. Сейчас тебе четырнадцать, и время решить твое будущее. По завершении твоих текущих курсов я предложу твое имя в Учительскую академию. Как моя протеже ты покинешь ныне занимаемое место и станешь ухаживать за мной в моих палатах…

Она сощурилась:

— Что с тобою, девочка? Ты больна?

— Нет, мадам. Я… я надеялась… я хочу сказать, что еще в прошлом месяце определилась со своим выбором. Я думала…

Мадам Трюдо взглянула в ту сторону стола, где светился экран с записями. Она просмотрела отчет и ее губы насмешливо скривились:

— Леди! Ты хочешь стать Леди!

Карла почувствовала, как краска стыда пожаром охватила лицо и как ее ладони вдруг стали влажными. Мадам Трюдо засмеялась резкими лающими звуками. Она сказала:

— Девочки, которые ухаживали за мадам Вестфол при жизни, будут ухаживать за ней и после ее смерти. Ты будешь исполнять обязанности в Смотровом зале два часа ежедневно, а когда начнется похоронная процессия и службы в Скрентоне, ты станешь частью антуража. Кроме того, каждый день добавочные два часа сразу после твоей службы в Смотровом зале ты будешь медитировать над словами мудрости, что ты слышала от мадам Вестфол, и ты запишешь каждое слово, которое она хоть раз произносила в твоем присутствии. Для этой цели в твоей келье положат записную книжку и карандаш, которыми ты не станешь пользоваться ни для каких других целей. Ты не станешь говорить об этом ни с кем, кроме меня. Ты, Карла, приготовишься переехать в мою квартиру немедленно, где тебя будет ожидать келья послушницы. Свободна.

Пока она говорила, ее голос становился все резче, пока под конец слова превратились в отрывистые команды. Карла поклонилась и повернулась уходить.

— Карла, ты обнаружишь, что есть заметные выгоды быть выбранной в Учители.

Карла не знала, должна ли она повернуться и поклониться снова, или же стоять там, где остановилась, или просто идти дальше. Пока она раздумывала, тот же голос раздался снова, но еще резче, раздраженнее:

— Иди. Возвращайся в свою келью.

Сначала они убивали только зачинщиков, лидеров… этого оказалось достаточно, чтобы разрядить бомбу, оставив остальных молчащими, бессильными, податливыми.

Карла смотрела на пол перед собой, пытаясь совладать с дрожью в ногах. Мадам Вестфол больше не шевелится, не говорит. Она ушла, умерла. Единственным звуком был шорох и шорох тапочек. От блеска зеленого пластикового пола резало глаза. Воздух стоял тяжелый, пахло смертью. Но от Леди, страстно желающей притронуться к ней, доносился чудный аромат. Бледная, жемчужно-розовые губы, мягкие, сияющие, с двумя выступающими родинками на верхней. Леди погладила ее лицо мягкими, прохладными и нежными пальцами.

…когда их глаза становятся мягкими от невысказанных желаний, а тела покажут признаки женственности, тогда пусть выберут обязанности, наложенные на них: некоторым — рожать молодых для общества, некоторым — стать Учителями, кому Сестрами, Врачами, некоторым — быть Любовницами граждан, некоторым…

Карла не смогла совладать с судорожным движением, повернувшим ее голову к мумии. Казалось, зал взволновался, потом снова успокоился. Дрожь в ногах стала сильнее, ее труднее остановить. Она сильно, до боли, сжала колени вместе, кости просто впились в плоть и кожу. Пальцы, дергающие за покрывало. Дергающие кости, коричневые кости с роговыми ногтями.

Воды. Девочка, дай мне воды. Милая. Хорошенькая. Ты тоже была бы убита, ты тоже. Милая. В последний раз они не оставили никого старше десяти. Совсем никого. От десяти до двадцати пяти.

Милая. Карла произнесла это слово про себя. Милая. Бойся сияющих, милых лиц. Молодых и милых.