Шамиль Идиатуллин - СССР™

Не напрасны были наши старания.

Надо было найти Кузнецова и облобызать его, что ли, несмотря на небритость и костистость. Но он наверняка переживал за кулисами – знаю я организаторов, сам такой.

Так что можно было, не отвлекаясь на педагогику, отыскать Рычева и вместе с ним посмеяться по поводу того, как классно мы его разыграли, – или еще по какому-нибудь поводу.

Я втиснулся в шатер, в котором оказалось примерно столько же народу, сколько выплясывало перед сценой. С точки зрения традиционной физики это было невозможно, если не рассматривать, конечно, фантастические или кулинарно-полуфабрикатные варианты. Но мы рождены, чтобы сделать физику химией, – это подтвердит любой пассажир переполненного троллейбуса, куда пришлось подсадить счастливцев из второго, сошедшего с линии.

Я выдохнул пару японских слов, потом пару татарских, но все-таки прорвался через внешний слой веселого фарша. Здесь начались столы, между которыми обнаружилось немножко невытесненного воздуха. Я жадно вдохнул, и тут ко мне мягко прижались, тепло зажали глаза и страшным голосом спросили:

– Кто?

– Маргарита Владимировна? – предположил я несмело.

Шалунья хихикнула и еще более страшно отрезала:

– Неправильно. Вторая попытка.

– А, Дашутка, любовь моя. А я сразу...

– Вот ты гад! – рявкнула Элька, отлепилась от моих бровей и попыталась пробить правую почку – я еле успел локоть подставить.

– Ну извини, – сказал я, быстро повернувшись лицом к оппоненту и сгруппировавшись. – Вас много, а я одна. Всех не упомнишь.

– Камалов, ты мне прямо скажи. Если тебе эта Дашутка действительно нравится...

– Маргарита Владимировна смачнее, – признался я.

Элька прищурилась, обдумывая ответ, и без паузы ткнулась лбом мне в грудину. Я решил, что это такая футбольная атака, но девушка, оказывается, пыталась сдержать хохот. И меня заодно – ушла в захват лацканов и не дала повернуться. И слава богу. За спиной сладко сказали:

– Здравствуйте, Галиакбар Амирович.

– Здравствуйте, Маргарита Владимировна, – церемонно ответил я, закусив губу, даже обозначил боковой поклон – надеюсь, достаточно изысканный. И тихонько пнул Эльку коленом, чтобы уплыла подальше от замглавбухши, пока и я в истерике не забился.

Элька резво попятилась и немедленно воткнулась в черную спину, шевелившуюся над закусками.

Спина, к счастью, устояла, а я воскликнул:

– О, Мак Саныч! А я вас везде ищу.

– Я заметил, – сказал Рычев, аккуратно поворачиваясь к нам и незаметно потирая поясницу.

– О, простите, пожалуйста! – защебетала Элька.

Я опять легонько пнул ее и сказал:

– Вот, знакомьтесь, пожалуйста. Это Эльмира, моя жена. Это Максим Александрович, мой начальник.

Чтобы описать дальнейшее, нужен талант светского хроникера. Я таким не обладал, поэтому мог только мило улыбаться, смущаться и бормотать: «Ах, оставьте». От Эльки-то я ничего другого и не ожидал, но Рычев меня куртуазностью и запасом комплиментов порядком озадачил. Я начал всерьез задумываться над тем, где и каким именно образом комплектовался этот запас, когда Элька вскричала что-то про напитки, окинула орлиным взором клокочущую перспективу и стремительной иглой канула в толще роб, платьев и футболок.

– Красавица и умница, – с одобрением сказал Рычев, мужественно не проводив ее взглядом.

Я искренне поблагодарил и хотел перевести разговор на то, как ловко мы вас, Мак Саныч, утром-то. Рычев успел первым:

– Алик, а что у нас с железнодорожниками?

– А что у нас с железнодорожниками? Нормально вроде все.

– В смысле нормально?

– В прямом. Готовы к сотрудничеству морально и материально.

– Алик, ты издеваешься, что ли? С РЖД подписание через две недели, а у вас, говорят, еще конь не валялся.

– Кто говорит?

– Елизаров.

– Елизарову, Мак Саныч, аппарат на голову поставить надо.

– Какой аппарат? Тьфу ты, господи. Алик, давай серьезнее.

– Давайте. Признаю, не валялся.

– Почему?

– Потому что нет здесь коней. Мак Саныч. Оленей полно, а коней нет. Оленя можем привезти, хоть стадо. И повалять можем. Хоть с Елизаровым, хоть со всей ЗСЖД. Надо?

– Алик. Нормально скажи, что сделано.

– Мак Саныч, ну вот все сделано.

– У меня, по-моему, уже полголовы за сегодня поседело.

– А у меня обе подмышки. Прошу прощения. В общем, так. Мак Саныч, вам короткий вариант или длинный?

– Давай начнем с короткого.

– Тогда так: вот есть декларация о намерениях, да? Есть меморандум с позициями, на которые должны выйти стороны к подписанию, да? Короче, у нас сейчас по всем пунктам идет перевыполнение на десять процентов, а к моменту подписания будет пятнадцать–двадцать.

– И площадки готовы?

– Все три, и насыпано всё, и леса четыре баржи завезли, и бетон с металлоконструкциями, рельс на подходе, и техника почти вся переброшена. Мы ж понимаем – высокоскоростная магистраль, особый контроль, особая роль. Да нам самим она больше всех нужна, вы ж понимаете.

– Так чего же он тогда...

– А есть у меня подозрение, что он сам ни фига не успевает, вот и валит с больной на нашу. А я, Мак Саныч, прямо говорю: у меня лишней техники нет. Железку тащить – это святое, всем пожертвуем. Но если Елизаров слажает, машины будут стоять, – а это под пятнадцать процентов техпарка. Мы и дорогу в срок не получим, и реально замедлимся из-за этого чудилы.

– Ну, я тоже им совсем спать-то не дам. Так что ты, Алик, сильно не переживай.

– Да я совсем не переживаю, просто ваше недоверие меня пугает чего-то.

– А ты меньше веселых шуток устраивай, тогда и доверие тебе будет.

– Это вы, Мак Саныч, шуток еще не видели.

– Надеюсь, что и не увижу. А чего это ты такой чуткий стал? Я вроде манер особо не менял.

– Да это мы, похоже, изменились. И я даже. Отвык, что ли, от московских заморочек. Мы тут все на доверии полном, фильм «Город на заре», только без вредителей.

– А я говорил, между прочим.

– Ну, правы были, чё.

Рычев засмеялся и ответил моему удивлению:

– Совсем ты, Алик, сибиряком стал.

Я приосанился с намерением рассказать, что сибирские татары являются видной составляющей татарского суперэтноса. Но тут прискакала Элька с бокалами, и я умолк. Во-первых, чтобы супруга не замордовала за очередную лингвистически-историческую чушь, – а она бы замордовала, как пить дать и есть взять. Во-вторых, скромная мусульманская девушка принесла два бокала, с шампанским и газировкой, а сама, стало быть, собиралась застенчиво наблюдать за разгулом самцов-шовинистов. Я жест оценил, но смириться с такой несправедливостью не сумел, потому сунул газировку затейнице и утек за порцией для себя. Ничего, пусть говорят.

Водки с шампанским было хоть залейся, гурманы, узнаваемые по вязаным свитерам, бегали с вином, а газировку найти было почти нереально. Сказывалась катастрофическая нехватка правоверных. Понятно, почему Элька шлындала так долго. На втором круге я все-таки обнаружил столик с водой и лимонадами, ухватил, сколько сумел, тронулся в обратный путь – и наткнулся на Кузнецова. То ли представление уже закончилось, то ли не вынесла душа поэта и сбегла вместе с плотным телом. Да не с одним – рядом терся Игорек Бравин, дохлый интеллектуал из горного управления, если не ошибаюсь, старожил из шахтеров. Он что-то втолковывал Кузнецову, вроде бы недобро и напористо, и глядел в лицо, а тот лицо отворачивал. Походило это не то на кульминацию бессмертного романа Этель Лилиан Войнич, не то на завершение смертного перверсивного романа. Вот странность-то. Это надо было прекращать. В любом случае праздник у нас.

– О! – вскричал я, подцепил Кузнецова за рукав и потащил знакомить с Рычевым. Хоть узнает, что такое настоящий сибирский говор.

Сергей сперва задергался, потом вдруг наладил шаг и сказал: «Очень хорошо». Будто кто сомневался.

До шипучей парочки оставалось метра три (и человек двести), когда я обнаружил, что Игорек не отстает. Я уж хотел обернуться к нему и поучить не то что хорошим манерам, а хотя бы чинопочитанию и трудовой дисциплине. Но тут Бравин подал голос – несомненно уральский. Громко так:

– Серый, скажи ему.

Серый дернул плечом, вылетев из моего подцепа, и ускорил шаг.

– Серый, скажи, – не сбавляя тона, потребовал Игорь. – А то я скажу.

Я остановился и внимательно посмотрел сперва на Игоря, потом на Сергея. Игорь принял мой взгляд как юнкер пощечину красногвардейца, сжал челюсти и принялся острыми зрачками сверлить мои неясные от усталости и забот очи. Сергей сделал еще пару шагов к центру зала, остановился, потоптался на месте и вернулся к нам, внимательно изучая носки своих кроссовок. Носки были потертыми, более ничем интересным не выделялись. Значит, не о них мне предстояло узнать.