Андрей Овсянников - Наблюдатель. Сказка про деньги

А происходило там буквально следующее: терпилы, охотно соглашавшиеся с тем, что экономический рост требует денег, никак не могли взять в толк, почему он требует именно их денег и почему именно их кровные накопления в хранилищах либо обесцениваются в разы, либо попросту исчезают. Их также раздражало, что выделенные им в помощь государственные средства оказываются в тех же дырявых хранилищах и явно там не задерживаются. Обстановка становилась заметно нервной и вполне предсказуемой. Ростовщики уже почти чувствовали то, что испытывают деревенские донжуаны, когда их застают ночью с зажатыми в оцепеневших пальцах сиськами несознательных, но честных жен передовиков и победителей соцсоревнований. И по планете заколесил бродячий цирк «Решалы и племянники».

Дабы заезжие клоуны не усложняли жизнь местному населению, перемещение по городу потешного балагана было организовано по типу мобильного гетто. Кортежи перемещались по улицам словно укутанные непреодолимой преградой, состоящей из пузатых стражей с полосатыми палочками. Проезд решал по городам сильно напоминал метания заблудившейся пожарной машины, которая точно знала, что где-то горит, но никак не могла найти вожделенное место. И от этого казалось, что она проезжает по всем улицам одновременно, заполняя их жалобным воем и пробками. Еще на приличном удалении от кортежа все остальные участники дорожного движения замирали, как неосторожный путник, наступивший на говно в траве. Завершив триумфальный проезд под недобрыми взглядами терпил, решалы, пожрав от пуза и посетовав на голод, косивший миллионы ашэсов, хвастались своими фотками верхом на самолетах, паровозах и чемпионках мира. И только после этого приступали к главному номеру – аттракциону «Куда деваются деньги?».

Вместо банального запрета спекуляций на деньги вкладчиков, подкрепленного для пущей убедительности веселым шоу с расчленением десятка ростовщиков на анатомические экспонаты, как это было заведено традициями, решалы начинали проводить натурные эксперименты. Они явно переплевывали пошлых фокусников, направлявших в свои шляпы часы, бусы и вставные челюсти зрителей и вытаскивавших затем кроликов. Все это говорило лишь о ловкости рук и лишний раз подтверждало закон сохранения массы. Дешевое фиглярство с домашним имуществом зрителей не шло ни в какое сравнение с магией идейных борцов за денежные знаки. Под барабанный бой и гробовое молчание публики на арене появлялись невесть откуда взявшиеся триллионы кубиков, которые после крика «Алле-оп» бесследно исчезали за невзрачной ширмой под вывеской «Банк». Туда же направлялись кубики, случайно оказавшиеся в карманах публики. Обратно они никак не желали возвращаться, и вместо них вообще никто не появлялся – ни пушистые грызуны, ни распиленные пополам пышногрудые красавицы, ни потрепанные квитанции.

Когда это представление порядком утомляло и начинало раздражать терпил, кукловоды меняли репертуар на энергичные состязания, отвлекая наиболее шебутных пролетариев, беспокойных реформаторов и прочих энтузиастов от организации самого желанного зрелища – изготовления кубиков из ростовщиков. Кровавые сопли на арене на какое-то время отвлекали основную массу ашэсов, тем более что победы в ристалищах предназначались представителям наиболее раздраженных территорий. Но, как и любое другое лекарство, оно постепенно теряло свое чудодейственное свойство. Некоторое время спасали спортивные состязания с участием решал. Наибольшим успехом пользовались поединки – кто точнее плюнет в глаз противника и кто с заплеванными глазами основательнее обоссыт коллегу. Но и это прогрессивное начинание себя вскоре исчерпало, и тогда, дабы внести в этот сюжет повседневной жизни некую изюминку, кукловоды начали избирать в решалы кинозвезд и спортсменов, затем гомосексуалистов и трансвеститов и, наконец, бесноватых гуру, отсидевших не один срок за мошенничества, а то и массовые убийства…

– Получается, что вирусы живут только для того, чтобы в отведенные им двадцать пять – тридцать минут взять кредит, употребить массу продуктов, в пятьсот раз превышающую их собственный вес, износить триста пар обуви, размножиться, разориться и умереть, – продолжал умничать Наблюдатель.

– Колонии ашэсов размножаются в своих тесных городах-поселениях подобно насекомым в муравейниках, заселенных миллионами особей, где у каждого есть своя функция, – не отставал Друг, в свою очередь демонстрируя глубокие познания в энтомологии. – Это выглядит совсем как устройство термитника, где самки в зависимости от нужд общества рожали то крылатых термитов, то обычных рабочих особей разных каст. В центре гнезда, в особой «дворцовой камере», живут «король» и «королева» – самец и самка термитов. Вокруг нее копошатся разного рода рабочие и солдаты, есть и специальная каста, единственное дело которых – вылизывание королевы. Как это напоминает устройство общества HS! Однако печально то, что термиты, населявшие планету еще до появления ашэсов, справлялись со своей задачей гораздо лучше. Похоже, их самки начали рожать полных ничтожеств, не пригодных даже к примитивному выживанию.

– Любопытная закономерность, – не унимался Наблюдатель. – До тех пор пока в сообществах вирусов доля интеллектуально развитых особей составляла не менее тридцати процентов, они как единый организм прогрессивно развивались, преодолевая препятствия и избавляясь от всего лишнего, мешающего развитию. Как только численность примитивов приближалась к девяноста процентам, начинался хаос и разруха.

Законы, которые должны обеспечивать защиту интересов большинства и дальнейшее развитие всего вида, превратились в понятия, которые теперь принимались на сходках воров и исключительно в их интересах. Публичные скандалы, связанные со злоупотреблениями и злоуправством вирусов-градоначальников, превращавших руководство над вверенными им землями в сытное кормление собственной семьи, перестали быть исключениями и, главное, практически не имели последствий. Более того, решалы и смотрящие после редких отставок виновных заявляли, что годами все это знали, но держали ситуацию под каким-то контролем.

Однако случались конфузы. Выбранный однажды для публичной порки градоначальник вдруг начал с такой чистосердечной готовностью называть имена не только носивших ему взятки, но и тех, кому он носил сам, что видавшие виды дознаватели были буквально сражены приступами икоты и острейшей диареи одновременно. Дабы спасти служителей закона от смерти лютой и не шибко героической, подследственного отпустили проветривать мозги в маленькую горную страну, где он и сгинул безвозвратно.