Мартин Уиллоу - Одиночество

— Какие правила? О чём ты говоришь? — испуганно спросил Вернон.

— Мне жаль… — тихо произнёс Орсон и исчез.

— Почему? — воскликнул мальчик. Он неловко поднялся с земли, опираясь рукой на дерево, и обнаружил, что у него в кармане что-то лежит. Вернон немедленно вытащил свёрнутый вчетверо лист бумаги и развернул его. Рекламная афиша с детской фотографией Джулии Керслэйк. В наряде из перьев она выглядела отвратительно. К тому же девочка подняла одну ногу настолько высоко, что Вернон с лёгкостью рассмотрел её трусики с розовым слонёнком.

Ниже значилась надпись, смысл которой заставил Вернона вздрогнуть.

ДОЧЬ БАНКИРА УХОДИТ ИЗ ДОМА ВМЕСТЕ С ПЛОХИМ ПАРНЕМ.

ПЛОХОЙ ПАРЕНЬ ЛОМАЕТ ЖИЗНЬ ДЖУЛИИ КЕРСЛЭЙК.

ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ ДЖУЛИИ ОБРЫВАЕТСЯ ИЗ-ЗА ПЕРЕДОЗИРОВКИ.

Мужчина вскочил с кровати и сделал несколько глубоких вдохов, словно вынырнул с большой глубины и остро нуждался в кислороде. Гнетущий сон заставил его проснуться и выйти из спальни.

К счастью, это был всего-навсего ночной кошмар. Но он показался Вернону необычайно реальным, и поэтому ещё более страшным.

Вернон открыл кран и ополоснул лицо холодной водой, чтобы смахнуть с себя остатки сна. В голове продолжали пульсировать слова с афиши: «Жизненный путь Джулии обрывается из-за передозировки». Неужели жизнь девочки-мечты действительно закончилась так печально?

— Неужели ты действительно думаешь, что это был сон? — примешался к мыслям Вернона новый голос. Но доносился он не извне, а по-прежнему из укромного уголка сознания, почему-то взбунтовавшегося против него.

— Джек, пожалуйста, не начинай! Мне и так плохо!

— Джек, пожалуйста, не начинай! — передразнил мужчину голос, принадлежавший Джеку Револьверное Дуло. — Возможно, дальше станет ещё хуже.

— Что тебе нужно?

— Постановка вопроса в корне неверная. Не что тебе нужно, а что ты можешь для меня сделать.

— По-моему, я понял, куда ты клонишь. Хочешь, чтобы я нажал на спусковой крючок и вышиб себе мозги, верно?

— Какая грязная формулировка, приятель! Не вышиб себе мозги, а избавился от лишних проблем.

— Как ни крути, а игра в слова не меняет общего смысла.

— Значит, тебе нравится влачить жалкое существование в полном одиночестве?

— Нет.

— Тогда прояви решимость и покончи с этим раз и навсегда!

— Не могу.

— Почему?

— Не знаю.

В супермаркете царила почти мистическая тишина, и звуки шагов походили на удары огромного барабана, хотя в обычных условиях их никто бы даже не услышал. Вернон неспешно передвигался между рядами прилавков, осматривая те продукты, срок хранения которых позволял употребить их без риска для здоровья. Полки со свежими овощами и фруктами утратили для него всякую привлекательность, потому что теперь они напоминали почерневшие навозные кучи. Зато недостатка в пиве мужчина не чувствовал и мог хоть каждый день уносить домой по целому ящику.

Проходя мимо рекламного щита жевательной резинки в виде улыбающегося мальчишки, надувающего огромный пузырь, мужчина остановился и испытал странное раздражение. Казалось, картонный мальчишка в широких джинсах и ярко-жёлтой футболке поддразнивает его.

— Чего уставился? — с вызовом произнёс Вернон.

Рекламный щит терпеливо продолжал улыбаться, демонстрируя неестественно огромные зубы.

— Я спрашиваю, чего ты вытаращил на меня глаза? — повторил вопрос мужчина.

— А тебе какое дело? — всем своим видом говорил мальчишка.

— Не советую отвечать мне таким тоном, — оскорбился Вернон Левитт, отодвигая тележку с продуктами в сторону и готовясь к серьёзному разговору.

— Если ты окончательно помешался от одиночества, то это ещё не повод срывать злобу на первом встречном, — рот картонного мальчишки оставался неподвижным, но он каким-то необъяснимым образом обращался к единственному посетителю.

— Не буду скрывать: ты меня раздражаешь. Но я не хочу применять к тебе силу, поэтому просто убери с лица эту идиотскую улыбку!

— А если не уберу?

— Тебе придётся обратиться к стоматологу, потому что сейчас ты останешься без зубов.

— И с каких пор наш Вернон стал поднимать руку на детей?

— Ты не ребёнок! — возразил мужчина. — Ты специально притворяешься, чтобы избежать неприятностей. Но меня тебе провести не удастся!

С такими словами Вернон Левитт изо всех сил ударил по рекламному щиту. Картон сломался, и голова с глупой улыбкой и пузырём из жевательной резинки упала на пол.

— И это всё, на что ты способен? — не унимался голос в голове Вернона.

— Нет, я лишь провёл небольшую разминку! — обезумевший от гнева мужчина схватил фрагмент уцелевшего рекламного щита и ударил им по полке со стеклянными бутылками. Фигура мальчишки сломалась ещё в двух местах, а бутылки со звоном полетели вниз.

Вернона охватил безудержный приступ гнева, и он принялся сбрасывать с полок уцелевшие продукты. Картонное лицо измазалось кетчупом и горчицей, но по-прежнему продолжало нагло улыбаться, выводя посетителя из себя.

— Можешь перевернуть вверх дном хоть весь магазин, но это не поможет тебе избавиться от одиночества, — назойливо повторял голос в голове мужчины.

— Заткнись! — воскликнул Вернон Левитт, поддавшись пламени ярости, всецело охватившему его разум.

— В детстве тебе нравилась жевательная резинка? А какому вкусу ты отдавал предпочтение, мятному или фруктовому?

— Я не хочу тебя слушать!

— А потом ты выплёвывал её, верно? Выплёвывал жвачку на землю, потому что она теряла свой вкус. Вот и тебя выплюнули, Вернон. Выплюнули, как использованную жвачку, утратившую всякий вкус.

Мужчина схватился за опустошённую полку, изо всех сил навалился и опрокинул её на картонного ублюдка, который никак не желал заткнуться.

— Ничего не выйдет, — усмехнулся из-под обломков улыбающийся бездельник. — С одиночеством невозможно бороться. Оно вокруг тебя, оно внутри тебя. Бесполезно пытаться скрыться, потому что одиночество способно проникнуть в любое убежище, каким бы крепким то не казалось.

— Оставь меня в покое! — мужчина закрыл уши ладонями и побежал прочь в надежде избавиться от преследующего его голоса.

— Беги, беги! — раздавалось ему вслед. — Только от себя убежать невозможно!

Понадобилось ещё два дня, чтобы окончательно успокоиться после происшествия в супермаркете. За это время Вернон опорожнил достаточно большое количество банок с пивом, закрепляя их продолжительным дневным сном. Теперь он лежал на диване, закинув ноги на подлокотник, и испытывал к себе необъяснимое отвращение.