Пол Мелкоу - Дети сингулярности

- Батюшки! - всплеснула руками матушка Редд и тут же велела нам отнести Кэндес в лабораторию. Было так странно видеть ее в роли медика… Раньше матушка Редд лечила людей, хотя теперь ее специальностью была экология. Думаю, она и по сей день в душе оставалась врачом, даже несмотря на потерю звена. Но сколько необходимых навыков она потеряла вместе с этой частью?

- Кладите ее на стол. И скорее несите остальных.

Когда мы вернулись со следующей тройкой, матушка Редд уже проводила анализы: измерение уровня гормонов, анализы крови, генная карта… Когда мы втащили в лабораторию последнего из цепочки Кэндес, матушка Редд как раз говорила по видеофону с доктором Томасином.

- В генной карте серьезные отклонения от нормы. Похоже, Кэндес вводила себе какие-то метаморфанты, причем не далее как неделю назад. В результате - шок, почечная недостаточность, обмороки… Возможно, частичная амнезия. Я уже вызвала неотложку.

Доктор Томасин казался совершенно ошарашенным.

- Но зачем она это сделала?! Он морочит нам голову.

Не знаю, откуда взялась эта мысль, но как только она прозвучала в моей голове, цепочка тут же со мной согласилась. Мы доверяли своей интуиции. Ни один из нас до этого и не думал в чем-то подозревать доктора Томасина, но то, что сейчас он неискренен, было ясно как день.

- Я подъеду в течение получаса. Тут в разговор вмешалась Меда:

- Как могло случиться, чтобы личный доктор Кэндес не знал, что она балуется со своим геномом? Она ведь все лето была не в себе.

Сказано это было негромко, но достаточно отчетливо, чтобы услышала матушка Редд. Одна из них обернулась и пристально на нас посмотрела. Мы твердо встретили этот взгляд. Она чуть заметно кивнула.

- «Скорая» уже здесь, - сказала она доктору Томасину. - Мы едем в окружную больницу.

- Встретимся там, - кивнул он и отключился. Матушка Редд обернулась к нам:

- Ждите меня здесь.

- Но…

- Я сказала, ждите.

Мы повиновались, а чтобы скоротать время, занялись поиском юридической и медицинской информации о послеродовом генетическом манипулировании. Да, дети в нашем обществе создаются искусственно - это факт. Но индивидуум (а точнее цепочка) - понятие священное и неприкосновенное. Однако доктор Томасин, создавший Кэндес, решил изменить ее, модифицировать свое творение.

Он не имел права.

В этом мы не сомневались.

Когда прибыл флаер «скорой помощи», матушка Редд отправилась не в окружную больницу, а в клинику Института.

В последнюю минуту она все же смягчилась и позволила нам сопровождать ее. Она, разумеется, и близко не подпустила нас к управлению, хотя у нас были водительские права и рефлексы раз в десять лучше, чем у нее.

Пока матушка Редд разговаривала с врачами из Института, мы ждали в коридоре. В институтской клинике мы почти не бывали, только в прошлом году проходили курс анатомии в одном из ее многочисленных корпусов. Специализировались мы больше на технических науках, а болели редко, да и не настолько серьезно, чтобы не справиться с хворью самостоятельно.

Время было позднее, но спать не хотелось совершенно. Мы то и дело поднимались на этаж А-1, чтобы справиться о состоянии Кэн-дес. Оно оставалось прежним.

Мануэль смотрел в окно на темные, неосвещенные корпуса. Институт, казалось, вымер: до начала осеннего семестра оставалось три недели, и сейчас здесь не было ни души - ни студентов, ни преподавателей.

Где-то резко хлопнула дверь. Мы оглянулись: в конце коридора показался запыхавшийся доктор Томасин. Видимо, не дождавшись, пока спустится лифт, он пробежал шесть пролетов по лестнице.

Мы машинально сгруппировались за спиной Строма в защитной позиции.

- Я думал, вы отвезли ее в окружную больницу, - сказал доктор Томасин.

- Нам все известно, - отрезала Меда. - И матушке Редд тоже.

- О чем ты? - удивился он.

Однако теперь эти уловки уже не могли нас обмануть.

- Вы целое лето изменяли ДНК Кэндес. Вы ее чуть не убили!

- Согласен, у нее есть определенные проблемы с ДНК. Но я тут ни при чем. Где она?

Он попытался обойти нас, но мы перестроились и загородили проход. Тут он по-настоящему разозлился.

- Прочь с дороги, щенки!

- Мы не щенки. И не подопытные кролики. Мы - люди, со своими правами, так же, как и Кэндес. Хотя вас, похоже, это не волнует.

В какую-то секунду мне показалось, что он вот-вот бросится в драку. Я почувствовала, как Стром выбирает наилучшую защиту, то есть нападение. На мгновение мы превратились в матрицу готовых реализоваться возможностей, в фалангу потенциалов.

- Джорджи, тебе лучше уйти. - Это матушка Редд появилась в дверях палаты Кэндес.

- Я только хотел взглянуть на нее!

- Нет.

- Но я же хотел как лучше! Я пытался создать совершенство, как ты не понимаешь!

- Я все понимаю.

- Это моя ответственность перед будущим, - горячо продолжал он. - Нам необходим жизнеспособный вид. Мир стоит на грани! Мы сейчас ближе к вымиранию, чем когда-либо! Я должен был спасти нас!

- Спасение человечества ценой человека - это слишком большая ответственность, - возразила матушка Редд.

- Вы отвечали за Кэндес, - сказали мы. - Но вы не справились. На нас самих вдруг навалилась огромная тяжесть ответственности:

за друзей, за самих себя, за наших уток, наконец… Чувство, в котором переплетались долг и привязанность. Доктор Томасин глянул на нас.

- Я хотел создать что-то не хуже тебя.

- Вы это сделали.

Наши взгляды встретились, и мы ощутили его мысли. Через минуту он, кивнув, ушел.

После того как Кэндес выписали из больницы, мы виделись с ней лишь раз. Она приехала на ферму, и мы продемонстрировали ей утиную цепочку - сто пятьдесят семь уток как одно целое. Мы рассказали, что собираемся опубликовать статью, и хотели предложить ей соавторство.

- Нет, спасибо. Мне нечего добавить к вашей работе.

Мы не нашлись, что сказать, только пристыженно кивнули. У нас как-то вылетело из головы, что с последней генетической модификацией Кэндес частично лишилась памяти.

- Чем планируешь заняться теперь?

- Думаю поступать в медицинский. Конечно, многое придется начинать с нуля, но оно того стоит.

- Отличная мысль. Уверены, у тебя все получится.

Ее интерфейс обнялась с Медой, после чего Кэндес отправилась собирать вещи. На взлетной площадке произошло довольно неловкое прощание. Мы, разумеется, обменялись адресами и пообещали друг другу писать, но мне почему-то казалось, что письма от Кэндес мы так и не дождемся. Думаю, больше всего на свете ей хотелось забыть это лето, как страшный сон.

Мы проводили взглядом поднявшийся в небо флаер.

Похоже, пора кормить уток.