Эдвард Бульвер-Литтон - Грядущая раса

– Вряд ли это будет возможно; и, во всяком случае, необходимо разрешение Тура, который вряд ли даст его. Ты не лишен понятливости; ты, может быть, скрыл от нас (хотя я и сомневаюсь в этом) те силы разрушения, которыми обладает твой народ; одним словом, ты можешь навести на нас опасность. Если Тур придет к такому заключению, его прямая обязанность или покончить с тобой, или запереть тебя на всю жизнь в железную клетку. Но что же заставляет тебя покинуть общество, которое, по твоим же словам, достигло высшего предела счастья?

– О Аф-Лин! Ответ мой будет прост. Я не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством; если вследствие случайного каприза, и это зачастую бывает между нашими женщинами, и от него не всегда свободны и Джай-и, если твоя божественная дочь, почтила меня, Тиша, своим благосклонным вниманием ... и ... и ...

– И желает вступить с тобой в брак? – добавил Аф-Лин, совершенно спокойно и без признака удивления.

– Ты сказал это.

– Да, это было бы несчастье, – продолжал мой хозяин, помолчав немного, – и ты поступил разумно, предупредив меня. Случается, как ты говоришь, что незамужняя Гай обнаруживает странные склонности; но не существует силы, которая могла бы заставить ее поступить против ее желания. Мы можем только убеждать ее, и опыт показал, что даже убеждения целой коллегии ученых ни к чему бы не привели, если вопрос касается предмета любви Гай. Мне жаль тебя, потому что брак будет противен А-Глауран, или общественному благу, и дети от такого союза будут способствовать к ухудшению расы; они даже могут появиться на свет с зубами плотоядных животных. Этого нельзя допустить; Зи, как Гай, удержать невозможно; но тебя, как Тиша, можно уничтожить. Я советую тебе всякими способами противостоять ее исканиям и прямо объявить, что ты не можешь отвечать на ее любовь. У нас постоянно бывают такие случаи. Ан часто избавляется от преследований влюбленной Гай тем, что женится на другой. Ты можешь поступить так же.

– Нет; потому что я не могу жениться на другой Гай, без вреда для общества и риска появления на свет плотоядного потомства.

– Это правда. Все, что я могу сказать – и я говорю это откровенно и с полным сочувствием к тебе, как моему гостю – остерегайся, или ты будешь превращен в пепел. Я предоставляю тебе самому выбрать лучший образ действия. Пожалуй, ты можешь сказать Зи, что она безобразна. Такого рода мнение, высказанное любимым существом, обыкновенно охлаждает самую пылкую Гай. Но вот и ферма.

XXII

Я должен сознаться, что мой разговор с Аф-Лином и, особенно, то равнодушие, с которым он относился к грозившей мне опасности быть обращенным в пепел благодаря безумной любви его дочери, отравили все то удовольствие, которое иначе доставил бы мне обзор фермы моего хозяина с ее удивительными земледельческими машинами, заменившими здесь всякий ручной труд.

Внешний вид дома ничего не имел общего с массивным и несколько мрачным городским жилищем Аф-Лина, частью выдолбленным в скале, как и значительная часть всего города. Стены его состояли из посаженных на известном расстоянии деревьев, в промежутках между которыми были вставлены листы из полупрозрачного металлического вещества, заменяющего у них стекло. Деревья были покрыты цветами, что производило поразительный эффект. У дверей дома нас встретил автомат и проводил в комнату: нечто подобное, как сквозь сон иногда представлялись мне в моих грезах, когда мне случалось лежать летом в саду. Это был какой-то волшебный уголок – не то комната, не то сад; стены ее представляли одну массу вьющихся растений, покрытых цветами. В пустые пространства между ними, заменяющие у них окна, открывались самые разнообразные виды: обширные ландшафты с озерами и скалами; другие вели в особые наружные пристройки, вроде наших оранжерей, утопающие в цветах. По стенам комнаты шли цветочные клумбы с расставленными между ними низкими диванами. Посредине ее бил фонтан той самой светящейся, отливающей розовым цветом, жидкости, о которой я уже упоминал; она наполняла комнату каким-то розовым полусветом. Все пространство вокруг фонтана было покрыто толстым слоем самого мягкого мха нежного коричневого цвета (зеленый цвет не встречался мне среди растительности этой страны), на котором глаз отдыхал с таким же чувством успокоения, как на зелени наших лугов. На цветах, в наружных верандах или оранжереях сидела масса поющих птиц, которые наполняли воздух самыми мелодическими звуками. Потолка в комнате не было. Вся эта сцена была полна разнообразной прелести, услаждавшей каждое чувство... пение птиц, аромат цветов, чудные виды повсюду. Она наводила чувство какого-то сладострастного покоя. Вот где можно, подумал я, провести очаровательный медовый месяц, если б Джай-и не были бы так страшны своими женскими правами и мужскою силою! Но когда я представлял себе такую высокую и такую ученую величественную Гай, превосходившую всякий, доступный нам, идеал женщины – одним словом Зи... даже, если бы не опасность быть превращенным в пепел ... нет ... и тогда в своей мечте я не мог вообразить ее вместе с собою, в этом уголке, созданном для поэзии любви.

В это время в комнате появился автомат и поставил перед нами один из тех чудесных напитков, которые заменяют вино между Вриль-я.

– По истине, – сказал я, – это очаровательное жилище, и меня удивляет, отчего ты не поселишься здесь, вместо мрачного города.

– Я отвечаю перед обществом за непрерывное освещение страны, и потому я должен жить в городе; сюда я могу приезжать только по временам.

– Но я понял из твоих слов, что эта довольно беспокойная должность не соединена ни с какими почестями; зачем же ты принял ее?

– Каждый из нас беспрекословно повинуется Туру. Он сказал: "Просят, чтобы Аф-Лин взял на себя заведывание освещением", – и мне ничего более не оставалось, как исполнить его желание; но, прослужив долгое время в этой должности, я привык к ее обязанностям и они меня не тяготят. Нас создает привычка; даже различие нашей расы от дикарей является как бы долго передаваемой, укоренившейся привычкой, которая, путем такой наследственной передачи, делается частью нашей натуры. Ты видишь, что между нами находятся Аны, готовые примириться даже с обязанностью правителя; но конечно никто не пошел бы на эту должность, если бы беспрекословное повиновение просьбам Тура не облегчало исполнение этих обязанностей.

– Даже в том случае, если его просьбы неразумны или несправедливы?

– Нам никогда не приходит в голову подобная мысль; у нас все идет так, как будто мы управляемся издревле укоренившимся обычаем, и давление власти не чувствуется.

– Когда правитель умирает или отказывается от своей должности, как вы находите ему преемника?