Евгений Лукин - Лечиться будем

– Стоп! - скомандовал он то ли себе, то ли хозяину кабинета. - Ты сказал «выдвигаем». Кто выдвигает?

– Мы.

– Почему - вы?

– Но ты же у нас теперь сотрудничаешь…

Узкое, чуть запрокинутое лицо литератора внезапно стало надменным, цинично усмехнулось. С ядовитой улыбкой на устах Стратополох обогнул стол, пролез за клавиатуру и начал:

«Сборник стихов «Умножение скорби», принадлежащий перу неизлечимого патриопата Артёма Стратополоха и созданный не иначе как во время весеннего обострения…»

И так далее, и тому подобное - все в том же духе.

– Готово, - с язвительной кротостью известил он минут через десять, уступая место перед экраном.

Завлитдиагноз вникал в написанное долго и одышливо.

«Нет… - завороженно следя за ним, думал Артём. - Тогда уж проще предположить, что это не у меня, а у него крыша поехала. Звонок сверху - не более чем вербальная галлюцинация, а прочее - ее последствия. И тоже, в общем-то, все совпадает. При бреде воздействия больные утверждают, будто исполняли чужую волю…»

– Эх… - сказал наконец завлитдиагноз. Поправил в двух местах запятые и дал команду распечатать.

Из принтера полез листок с текстом.

– Погоди, - обомлел Артём. - Ты что делаешь?

– Вывожу, - последовал горестный ответ.

На глазах остолбеневшего Стратополоха завлитдиагноз присоединил листок к официальным бумагам и, сложив все в красивую кожаную папку, двинулся к двери.

– Стой! - хрипло выдохнул в спину ему Артём. - Дай перепишу…

Только не надо, не надо изрыгать страшных слов об измене идеалам, принципам и тому подобному! Вы знаете вообще, что такое государственная премия имени доктора Безуглова? Нет? Ну вот и молчите тогда!

И вообще: предлагали вам когда-нибудь настоящую, должным образом приготовленную чечевичную похлебку? Вот вы ее попробуйте сначала, а потом уже кичитесь своим первородством!

Тем не менее, оставшись в одиночестве, Артём Стратополох ощутил до конца, насколько он подвержен так называемой сенситивности. Повышенная чувствительность, ранимость, неуверенность в себе, преувеличенная совестливость, склонность к сомнениям, застревание на своих переживаниях - все это до последнего пунктика ой пережил в полной мере, болтаясь по обширному пустому кабинету завлитдиагноза.

Потом внимание его приковал лежащий на краю стола листок бумаги с пометкой красным карандашом в верхнем левом углу: «В номер!!! Срочно!!!»

«Во вчерашнем номере нашей газеты, - прочел он, - в рубрике «Литературный диагноз» по халатности корректора была допущена грубая ошибка. Вместо «Артём Стратополох, «Умножение скорби», сборник стихов» следует читать: «Лаврентий Неудобняк, «Ни в чем замечен не был», повести и рассказы». Редакция приносит читателям свои извинения…»

Дверь открылась, в кабинет вошел завлитдиагноз. Без папки.

– Ну, все, - известил он с облегчением. - Остальное - полюбень. Закрутилась машина…

– Кто такой Лаврентий Неудобняк? - отрывисто спросил Артём.

– Оно тебе интересно? - со скукой осведомился хозяин кабинета, располагаясь в кресле и запоздало переворачивая листок текстом вниз.

– А как ты думаешь? - холодно молвил претендент на государственную премию имени доктора Безуглова в области литературы. - Хочется же знать, кого вы теперь подставляете вместо меня.

Завлитдиагноз с недоумением посмотрел на Стратополоха.

– Ну ты же сам тогда все правильно сказал, - напомнил он. - Начнешь тебя отмазывать - еще хуже замажешь. Проще перевести стрелки.

– На Лаврентия?

– Да нет в природе никакого Лаврентия! И книжки никакой нет. Ни повестей, ни рассказов. Аж неловко за тебя, прости… В газете, что ли, никогда не сотрудничал?

Артём вник в услышанное не сразу. А когда вник, усмехнулся, покрутил головой.

– То есть перевел стрелки в никуда? - недоверчиво подивился он. - Лихо… И на вранье, главное, никто не поймает.

– А в чем вранье-то? - не понял завлитдиагноз. Стратополох запнулся, свел брови. А действительно, в чем? Написано «следует читать» - значит следует.

– Я люблю тебя, жизнь… - запел, раскатился прекрасный густой баритон. - Что само по себе и не ново…

Идущий навстречу подросток с дерзким вызовом взглянул на Стратополоха (что, дяденька, круто?) и достал сотовый телефон, продолжавший все задушевнее:

– Я люблю тебя, жизнь… Я люблю тебя снова и снова…

– Ну?.. - нажав кнопку и отключив сигнал, надменно произнес подросток. Выслушал чей-то сбивчивый монолог и восторженно вздернул брови. - Любитская сила! Правда, что ль?..

Стратополох прошел мимо, размышляя на ходу о том, что теперь станется со всеми Любовями, Любами, Любочками и Любашами. Либо кинутся менять имена, либо привыкнут к новому их смыслу. Смирились же когда-то бесчисленные Домны со своими новоявленными тезками - шахтными печами для выплавки чугуна из железной руды!

Тут Артём вспомнил, что нужно еще обязательно купить розу, большую, как кочан, и свернул к бульвару Вигеля, где располагалось по крайней мере два цветочных павильона.

Он не прошел и десяти шагов, когда рядом затормозила «неотложка» и опустила тонированное стекло передней дверцы.

Стратополох взглянул - и обмер.

– Садись, подвезу, - ворчливо приказал доктор Безуглов, ткнув большим пальцем через плечо. - Я так понимаю, терять тебе уже нечего…

Собственно, «неотложек» было две. Вторая тормознула, чуть приотстав, и тоже опустила стекло. Из окошка озабоченно выглянул некто с жаждущим изможденным лицом садиста, украшенным бородкой в виде «бразильской ленточки».

Артём заставил себя сделать шаг и открыть заднюю дверцу. Неловко пролез на заднее сиденье, машина тронулась.

Интерьер салона потрясал. Натуральная кожа, натуральное дерево… Мечта натурала.

А с виду «неотложка» как «неотложка».

– М-м?.. - полуобернувшись, спросил доктор и протянул Стратополоху, словно горсть семечек, пяток полупрозрачных капсул янтарного цвета. Видимо, коньяк. А может, ликер.

– М-м!.. - испуганно мотнув головой, ответил Артём.

– Как знаешь… - Безуглов извлек из бара бутылочку тоника и, бросив капсулы в рот, гулко запил.

– Доктор! - умоляюще взвыли в невидимом динамике. - Ну до-октор!.. Неужели так трудна подождать?

– Уволю, - лениво пообещал тот, завинчивая крышечку. Салон несомненно прослушивался, а вопль был, скорее всего, издан тем самым типом с бородкой, подбритой в виде «бразильской ленточки», что ехал в сопровождающей машине.

– Увольняйте! - в исступлении отозвался он. - Что хотите делайте! На части режьте! Вы ведь сами врач, должны понимать… Ну как же так, ей-богу… Нельзя же вам…