Сергей Лукьяненко - КВАZИ

- Я вижу, что ты врёшь, - сказала подполковник с презрением. – Хотя не во всём… Ты и впрямь о втором не подозревал. Но ты мог успеть их обездвижить. Не сомневаюсь.

Я вздохнул.

- Ты хороший человек, Денис, - неожиданно сказала Амина Идрисовна и я напрягся. – Мне очень не хочется тебя увольнять. Но на тебя было уже три заявления от кваzи.

- Два! – поправил я.

- Три. С тем баскетболистом. С мальчиком, которого сбила машина. И вот сейчас, с профессором и его убийцей.

- Когда успели-то, - пробормотал я, лихорадочно соображая.

- Днём, ты ещё и в участок не успел вернуться, - начальник нахмурилась, её явно тоже смутила скорость реакции кваzи. – Там на месте никого не было, когда ты восставших укоротил?

- Ни одной живой души, - ответил я.

- Очень, очень всё плохо, - сказала Амина Идрисовна, прогуливаясь по кабинету. Я сидел, как провинившийся школьник, и следил за ней краем глаза. – Норма окончательной смертности при задержании восставших – двадцать процентов. У тебя шестьдесят пять. Тебе надо увольнять. В лучшем случае… в лучшем, Денис!.. могу отправить тебя на бумажную работу. Устроит?

Я молчал. Не стала бы она заводить такой разговор лишь для того, чтобы сообщить об увольнении или переводе. Время не стала бы тратить, будь все решено.

- И никаких вариантов? – спросил я, не поднимая глаз.

- Будешь работать в паре, как во всех нормальных участках.

Это было неприятно. Но это было меньшее из зол.

- Если так необходимо… - я вздохнул. – У нас штатное расписание забито, с кем же я буду…

- Это тебя пусть не волнует, - ответила начальник. – К счастью, кваzи сами предложили вариант, - она нажала кнопку на селекторе и скомандовала. – Пусть Михаил Иванович войдёт.

Дверь кабинета открылась и внутрь вошёл, очевидно, Михаил Иванович.

Немолодой, грузный, в старом пиджаке с широкими лацканами.

С кожей серо-голубого оттенка.

Кваzи.

Тот самый, в котором я стрелял сегодня утром.

У меня внутри все похолодело.

- Михаил Иванович, познакомьтесь, это Денис Симонов, наш дознаватель по смертным делам, - сказала Амина Идрисовна. – Очень старательный сотрудник.

- Я заметил, - сказал кваzи, протягивая мне руку. – Михаил Иванович.

Никаких эмоций у него на лице не было. Ну и откуда им там быть, у кваzи. Ни иронии, ни злости, ни злорадства.

- Михаил Иванович только сегодня прибыл из-за Мкада, - продолжала Амина Идрисовна. – У него очень хорошие рекомендации, он… Михаил Иванович, вы же были сотрудником правоохранительных органов до… в прошлой... в прошлом?

Приятно видеть, что наша суровая начальница может замяться.

- В прошлой жизни, до смерти, я был участковым, - сказал Михаил Иванович. – В маленьком городке Мышкине, в Ярославской области.

Он так и продолжал стоять с протянутой для рукопожатия рукой, глядя на меня.

- Денис Игоревич! – с нажимом произнесла начальник.

Я встал и протянул кваzи руку.

- Денис Симонов, старший лейтенант, дознаватель смертных дел, - сказал я.

И пожал руку мертвяку, в которого сегодня безуспешно стрелял.

Рука Михаила была крепкой (неудивительно) и горячей (само собой). У кваzи нормальная температура тела – тридцать семь целых девять десятых градуса. А ещё они в полтора-два раза сильнее среднестатистического человека.

- Я уверен, что мы сработаемся, - сказал кваzи. – Зовите меня просто Миша.

- Непременно, - ответил я и улыбнулся. – Зовите меня просто Дениска.

Мы смотрели друг на друга, крепко сжав ладони.

- Очень мило, - с сомнением сказала начальник. – Я рада. Тогда, возможно, вы закончите дело, которым с утра занимался Денис? В качестве вживания в обстановку… простите, Михаил Иванович!

- Ничего страшного, - ответил кваzи, не поворачиваясь к ней. – У меня нет предубеждений к слову «жизнь». Это ведь только слово. Пойдёмте, Дениска?

- Пойдём, Мишка! – сказал я.

И так, держась за руки, мы вышли из кабинета нашей суровой восточной начальницы. Я широко улыбался, Михаил смотрел на меня.

В коридоре участка никого не было.

Мы отошли от дверей на два шага и остановились.

- Ну? – просто спросил кваzи.

- Если ты хоть кому-то скажешь хоть единое слово… - прошептал я.

Увы, он ждал продолжения. Пришлось продолжить.

- Я тебя зарою, нежить.

- Мёртвого не так легко убить, юноша, - сказал Михаил Иванович, старый кваzи, только утром приехавший в Москву из земель мёртвых.

- Я умею, - сообщил я.

Он пожал плечами.

А в следующую секунду я оказался прижатым к стене, и ноги мои не доставали до пола с полметра. Старый мёртвый участковый держал меня одной рукой, сгребя в кулак форму так, что затрещали лацканы, а от рубашки полетели пуговицы.

- Убить кваzи – это тебе не детей несмышлёных обезглавить, Денис, - холодно сказал он.

Впрочем, холод мне, конечно, только почудился. Не умеют мёртвые ни любить, ни ненавидеть.

- Вниз посмотри! – прохрипел я.

Он опустил взгляд.

Дуло моего пистолета почти упиралось ему в подбородок, а палец лежал на спусковом крючке.

- Третий раз я не промахнусь, - сказал я.

- Скорее всего, - согласился кваzи.

И разжал руку.

Я рухнул, больно стукнувшись пятками и едва не прикусив язык. Зато устоял. И даже пистолет держал более-менее точно нацеленным.

- У нас есть два варианта, - спокойно сообщил кваzи. – Первый – я иду обратно и сообщаю подполковнику Даулетдиновой, что сегодня утром наблюдал, как ты без всякой необходимости обезглавил двух восставших, вместо того, чтобы обездвижить их и передать нам для возрождения. Ты убил двух потенциально разумных существ, старший лейтенант.

- Это надо доказать, - прошептал я.

- Кваzи не лгут и это всем известно, - сказал Михаил Иванович. – Второй вариант – мы отбрасываем взаимные предрассудки и неприязнь, после чего начинаем…

- Жить заново? – вставил я максимально язвительно.

- Я хотел сказать – работать с чистого листа, - ответил кваzи. – Но твой вариант тоже годится, спасибо.

Он замолчал.

Я тоже заговорил не сразу.

- Сколько вам лет, Михаил?

- Можно просто Миша. Я умер в две тысяча семнадцатом, мне было шестьдесят два года. Возвысился я очень быстро, буквально через неделю. Так что, если отсчитывать от человеческого рождения – мне семьдесят два.

- Так вы из самых первых, Михаил?

Он кивнул. И продолжил ждать.

- Мне тридцать лет, - сказал я. – Когда всё началось, я был двадцатилетним сопляком, вокруг которого мир сошёл с ума. И я видел… много чего видел. Я вас ненавижу. Что восставших, что возвысившихся. Все вы одна порода – нежить.