Александр Казанцев - Купол Надежды (Роман-газета)

Подскочил гарсон с манерами апаша.

— Вы сказали шампанское, мсье?

— Я сказал Шампанья, мой друг. Это имя повторят ваши внуки.

— Я не женат, мсье. Это удобнее и не мешает пить шампанское.

— Вы подсказали верную мысль, — вмешался Анисимов. — Мы должны поднять бокал с искрящейся влагой за сделанное открытие, за съеденное не джинном, а кандидой шоссе!

— Готов поднять хоть два бокала, но за съеденные людьми дрожжи кандиды!

— Шампанское сейчас выстрелит, — заверил гарсон и исчез.

— Кандида! Друг мой, — продолжал Саломак, — мы с вами давно отвыкли от молока матери, и, увы, в этом одна из бед человеческих. Если бы мы до конца дней питались веществом такого состава, то были бы все Жаннами д’Арк и Добрынями Никитичами.

— Вы имеете в виду аминокислоты?

— Вот именно. И клянусь свободным Алжиром, по данным Шампанья, нет продукта, более приближающегося по содержанию необходимых человеку аминокислот к молоку матери, чем дрожжи кандиды.

— Великолепно! Первый бокал за кандиду!

Шампанское пенилось в хрустале.

— Будем ли мы закусывать чем–нибудь «белковым»? — с напускной серьезностью спросил француз.

— Я предпочел бы синтетическую пищу, — улыбнулся Анисимов.

— Увы, я не поручусь за большинство парижан, которые пока что и не подозревают о нашем заговоре, хотя их соотечественник Бертло произнес пророческие слова об этой пище.

— Как и Менделеев.

— О-о! Менделеев! Что он сказал?

Анисимов достал записную книжку.

— «Как химик, я убежден в возможности получения питательных веществ из сочетания элементов воздуха, воды и земли, помимо обычной культуры, то есть на особых фабриках и заводах… И первые заводы устроят для этой цели в виде культуры низших организмов, подобных дрожжевым, пользуясь водой, воздухом, ископаемыми и солнечной теплотой».

— Браво! Он предвидел кандиду! Ох, как правильно, мой друг! Именно ископаемыми — нефтью, черт возьми! Хватит ее сжигать подобно пещерным людям, нашедшим греющую огнем черную воду. Для нас же это основа еды наших потомков! Теперь очередь за Бертло. У меня тоже записаны его слова. Наполняйте бокалы. Не беда, если чуть кружится голова. Она закружится еще больше от перспектив! Хотите заглянуть в двухтысячный год, каким он виделся химику девятнадцатого века? Внимайте: «Тогда не будет ни пастухов, ни хлебопашцев, продукты питания будут создаваться химией. В основном эта проблема уже решена». — Саломак щелкнул пальцами. — Это он тогда говорил, а что сказать нам теперь?

— Что нам предстоит решить вопрос не только как делать, но и как сделать… для всех.

— Браво! И это куда труднее. Читаю: «Когда будет получена дешевая энергия…» — честное слово, он же имел в виду наше время! — «станет возможным осуществить синтез продуктов питания из углерода (полученного из углекислоты), из водорода (добытого из воды), из азота и кислорода, извлеченных из атмосферы».

— Правильно! Хлеб из воздуха. О нем говорил Тимирязев. Он мечтал воссоздать в технике природный фотосинтез растений.

— Прекрасная мысль. Ее развил и наш Бертло — «власть химии безгранична»!

— За химию! — поднял бокал Анисимов.

Профессор Саломак встал и, словно обращаясь ко всем сидящим в кафе, громко прочитал:

— «Производство искусственных продуктов питания не будет зависеть ни от дождей…»

— Дождик кончился, — заметила хитренькая с виду девушка, закрывая свой подсыхавший на полу зонтик,

— «…ни от засухи…» — продолжал Саломак.

Анисимов сжал лежавшие на столе кулаки.

— «…ни от мороза. Наконец, все это не будет содержать болезнетворных микробов — первопричины эпидемий и врага человеческой жизни».

— Фи! — сказала девушка с сиреневыми волосами. Она сидела с бородатым художником в блузе и посасывала через соломинку кока–колу.

— Заводы вместо полей — это гадость, — изрек художник.

Саломак потряс в воздухе записной книжкой и, словно отвечая художнику, продолжал читать все громче:

— «Не думайте, что в этой всемирной державе могущества химии исчезнут искусство, красота, очарование человеческой жизни». — Саломак картинным жестом наполнил рвущейся вверх пеной бокалы художника и его дамы. — «Если землю перестанут использовать для выращивания продуктов сельского хозяйства, она вновь покроется…» Слышите? Вновь покроется! «…травами, лесами, цветами, превратится в обширный сад, орошаемый подземными водами, в котором люди будут жить в изобилии и испытают все радости легендарного «золотого века»! — И Саломак залпом осушил бокал.

Художник и его девушка аплодировали. К ним присоединились и другие посетители кафе на Елисей–ских полях.

Профессор Саломак раскланивался как на эстраде.

Шампанское все–таки ударило в голову. Два прогрессивных ученых шли по Парижу, поддерживая друг друга.

— К черту, друг мой, к черту! — рассуждал Саломак. — Надо оставаться логичным до конца. Что такое мясо? Это куски расчлененных трупов. Фи!.. Как еще дик человек! Я становлюсь убежденным вегетарианцем. Что наши предки? У них, как и у всего живого в природе, жизнь была построена на убийстве. Но я отныне никого не ем!

— Держитесь за меня, коллега, ноги у вас что–то совсем не туда идут. Не станем спорить о моральной высоте ваших взглядов. Могу лишь напомнить вам, что Гитлер был вегетарианцем. Он никого не ел, но всю свою, с позволения сказать, философию и всю свою преступную деятельность строил на убийстве миллионов. Я согласен, что мясо, вернее, содержащийся в нем белок, вырабатываемый живыми машинами — скотом, рыбами, птицами, — отнюдь не самый выгодный питательный продукт! Коэффициент полезного действия этих живых машин крайне низок. Всего десять процентов.

— Вы рассуждаете как техник. И это хорошо. Вообще все хорошо. Только не надо убивать для того, чтобы есть. Но есть надо. Клянусь мадонной, есть надо. И пить тоже желательно. Только выпили мы с вами чуточку больше, чем допускалось.

— Пустое. Я еще чувствую себя столбом, врытым в землю.

— Прелестно! Вы столб! А я? Я — котел для варки мяса. Не хочу быть котлом. Мясо отменяю. Я тоже врос в землю, как столб. И вас тоже прошу стать вегетарианцем. Иначе вы мне не друг.

— Но нас объединяет не род пищи, а стремление сделать ее искусственной. Я тоже не прочь отказаться от мяса.

— Отказаться так отказаться! Давайте никого не убивать. Мне уже жаль бактерий.

— Как? Вы против использования одноклеточных организмов? Против того, чтобы питаться кандидой?