Елена Хаецкая - Затерянные в стране чужой

– Ты не имеешь никакого права так поступать! – гремел он. По магазину плавали две шаровые молнии.

– Почему? – возражала Ласьенга. – Почему?

– Лучше сделай карточку, Суарец! – веселилась Иньига.

– Надеюсь, это не бунт! – сказал Суарец. – Имейте в виду, вы обе! Каждый ваш шаг будет зафиксирован. Господин увидит абсолютно все. Все подробности вашего поведения будут доведены до сведения высшего начальства.

– Вот и хорошо, – сказал Монкада. – Пусть знают, что мы не сдавались. Что мы боролись за свое достоинство до последнего.

– Не мешайте, – проговорил Лопес. – Я вычисляю.

– Тихо! – тут же остановила прочих Иньига.

Шаровые молнии столкнулись и взорвались над столом менеджера. Глянцевый журнал, лежавший там, вспыхнул и с ужасной вонью сгорел.

И… ничего не произошло. Продавец-надсмотрщик явился утром, равнодушно снял с манекена платье, застегнул чулок и уселся за стол. Обнаружил сгоревший журнал. Смахнул на пол. Вытащил из кармана другой и погрузился в созерцание бессмысленных картинок.

Если бы Ласьенга могла плакать, она бы разрыдалась.

Монкада тихо помаргивал сочувствием.

– Учтите, Господин может появиться в любое мгновение! – сказал Суарец.

«Хорошо, что они лишены возможности воспринимать меня визуально, – размышлял он при этом. – Если бы они располагали моим зрительным образом, то вряд ли продолжали бы считать своим лидером. Лидер группы не имеет никакого права выглядеть столь отталкивающим образом».

Облегающее мужское белье и расстегнутый ярко-зеленый пиджак, равно как и тупоносые туфли на босу ногу, видимо, выражали некую концепцию дизайнера – но абсолютно не соответствовали имиджу лидера группы роботов. Голову Суарецу оставили лишь для того, чтобы увенчать ее возмутительной липкой прической: каждая прядь была выкрашена в зеленый, либо в розовый цвет и стояла дыбом.

«Особенно Иньига, – размышлял Суарец, – до чего ядовитая баба! Если она доберется до своих визоров – моей карьере конец! Я не должен был позволять так поступать с собой. А ведь поначалу все казалось таким простым и безоблачным…»

Поначалу им нравилось наряжаться. И магазин выглядел безопасным. Но, должно быть, спокойная жизнь не пошла роботам на пользу: они захотели лучшей доли, начали волноваться, и, судя по некоторым признакам, были готовы к бунту.

– Мы не имеем никакого права раскрывать себя, – говорил Суарец.

– Мне надоело изображать дешевую шлюху, – плакала Ласьенга.

– Изображай дорогую, – сказал Суарец сурово.

Ласьенга произнесла гордо:

– Ты – злобная сволочь, Суарец.

– Я лидер, – сказал Суарец невозмутимо. – Прошу не забывать об этом обстоятельстве.

– Ты сам себя назначил. Тебя никто не назначал, – заметил Лопес, оторвавшись на время от вычислений.

– Между прочим, Лопес – самый умный из нас всех, – сказала Иньига.

– Просто ты влюблена в него и не хочешь замечать его очевидных недостатков, – безжалостно обрубил Суарец.

Иньига вскрикнула: «Как ты смеешь!..» и замолчала на целый день. В магазине стало гораздо меньше электричества, и воздух перестал магнетически потрескивать. «Беспокойная особа эта Иньига, – размышлял Суарец. – С ней тоже нужно что-то делать. Хорошо еще, что ее спроектировали женщиной. Женский менталитет способен причинять окружающим неприятности, однако не наделен качествами, необходимыми для лидерства. Лопес – пустой мечтатель. Что он там вычисляет? Бесплодные фантазии. Будь он человеком, сочинял бы стишки. Еще одно идиотское занятие».

Однажды в магазин зашел поэт. Это был абсолютно сумасшедший поэт, иначе ему и в голову бы не пришло открыть эту дверь.

Но он вошел. Черные стены окружили его, и черный пол прилип к его пыльным ботинкам. Поэт был грязен, лохмат, с детским светлым взором. Он уставился на Суареца и произнес:

– А вот если бы, положим, вам встретился совершенно незнакомый человек и предложил бы вам купить его стихи – рискнули бы вы полтинником, а?

Суарец, как и полагалось законспирированному роботу, молчал.

Поэт переступил с ноги на ногу и продолжил как ни в чем не бывало, совершенно не смущаясь:

– Я прочитаю вам одно стихотворение, пока нет покупателей, хорошо? Послушайте. Если вам понравится, то купите весь сборник. Всего полтинник. Это же для вас не деньги. А мне – подспорье. Вот, слушайте.

И начал:

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты…

Тут из-за стола поднялся надсмотрщик. На нем был похоронный костюм, поэтому он растворялся в темном зале магазина. Поэт вообще не заметил его. Суарец представлялся ему идеальным слушателем.

– Как мимолетное виденье, – сказал поэт.

– Как вы сюда вошли? – осведомился надсмотрщик.

– Ну, через дверь… – Поэт попятился. Суарец продолжал стоять неподвижно. Поэт указал на Суареца: – Кстати, ваш коллега не возражал… Здесь же магазин?

– Ну и что? – осведомился надсмотрщик.

– Ну, я думал, сюда любой может войти…

– Не любой, – сказал надсмотрщик. – У нас бутик.

– В каком смысле? – не понял поэт.

– Бутик – это магазин.

– И что вы здесь продаете?

– Вам – ничего. И не покупаем. Уйдите. Вы пачкаете пол.

– Послушайте хотя бы стихи, – взмолился поэт. – Всего полтинник!

– Нет, – сказал надсмотрщик.

Поэт пожал плечами и неспешно удалился. Дверь еще долго покачивалась. Надсмотрщик смотрел, стоя в витрине, как тот удаляется по улице, бормоча и приставая к прохожим с мятой книжкой. Казалось, надсмотрщик возмущен до глубины души. Это возмущение ощущалось в том, как он держал поднятыми плечи. Затем он вернулся на свое место, снова сел за стол и раскрыл глянцевый журнал.

Стихотворение поразило роботов. До этого времени они не сталкивались с образцами местной поэзии. Они совершенно не понимали, почему их надсмотрщик не приобрел книгу.

– Скряга! – возмущалась Иньига. – Всего полтинник! Уверена, эти его глянцевые картинки стоят куда дороже.

Суарец заметил свысока:

– Довольно странный способ проводить время – складывать слова определенным образом.

– Не все ли равно, как складывать слова! – подхватила Ласьенга.

– Это может быть так же увлекательно, как вычислять, – сказал Лопес.

Монкада прошептал:

– Во всем этом нет никакого смысла…

– В нашей жизни вообще сейчас нет никакого смысла, – согласилась Ласьенга.

– Отставить разговоры! – возмутился Суарец. – Есть смысл или нет – это решать Господину. Мы обязаны помнить о том, что Господин может появиться в любой момент. А до этого времени – ждать. Ждать, тщательно соблюдая все правила конспирации. Мы обязаны встретить его, будучи в исправном состоянии. Это – наша первейшая задача.