Алла Кисилева - Осторожно боги

Сумасшедшие события, сопровождавшие последнее испытание, просто просились на бумагу, и я не стала противиться этому почти естественному желанию. Хотя могу себе представить, что будет, если эти листочки случайно попадут в чьи-либо руки. Это сколько же невероятно важных вопросов обрушится на мою голову! Что, зачем и почему, а главное — при чем тут экзамен. Ну, с последним-то все совсем просто. Экзамен, он и есть экзамен и ничуть не отличается от того, к чему с детства привыкли все. Так и в нашем случае, раз в год назначается испытание, которое показывает, насколько успешно усвоены полученные знания, то есть как их научились применять практически, теория там не очень ценится. Если же все прошло гладко, то состоится посвящение или переход на следующую ступень. Если кто-нибудь захочет узнать, сколько же всего ступеней должен пройти ученик, ответить не смогу при всем желании, так как нас в эти тонкости не посвящают. Во всяком случае на том уровне, на котором нахожусь я.

Тем не менее, коль скоро я решилась на эти заметки, следует помнить о предполагаемом читателе, любопытство которого пока остается неудовлетворенным. И вот уже следующий вопрос:

— Кто должен совершать такие обычные действия, как сдача экзамена в столь необычных условиях, и кому это надо?

Не знаю, насколько я могу распространяться на эту тему, но так как считается, что пишу я сугубо для себя, то скажу, что существует группа учеников, сформированная из детей, отобранных в раннем возрасте. Отбор этот происходит неизвестным мне образом, Учителями, или Наблюдателями, как мне нравится их называть. Им, кстати, такие вольности не очень по душе, на подобные вещи они смотрят косо и неодобрительно. Думается мне, что подготовка детей стереотипна и подчинена определенным правилам, но это только мои предположения, так как Учителя делают все возможное, чтобы их ученики не пересекались и не общались между собой. Если же по воле неведомой случайности это все-таки происходило, то с их стороны делалось все возможное, чтобы помешать запретному общению. Поэтому, если судить по моему обучению, то их система сводится к обычному для нашей жизни принципу кнута и пряника. И хотя они не ставят оценки, их подход порицания и поощрения работает даже эффективнее, чем в обычном случае. Да и смотрят они глубже. Если в нормальных школах ученик может преспокойно витать в облаках, в то время как бедняга учитель бьется у доски, то в нашем случае такие штуки не проходят. Видят сразу и пресекают немедленно. Есть и еще отличия. Например, должна признать, что Учителя стараются защитить своих подопечных, разумно и тщательно следя, чтобы предел прочности ребенка не превышал ту силу давления, которая на него оказывалась. О некоторых других деталях я не рискую писать здесь, так как даже их терпение имеет свои границы. По сути, во всем этом очень много положительных сторон, и если бы не непременное условие во всем следовать их жестким правилам, я была бы совершенно довольна жизнью. Но, к сожалению, это и есть моя ахиллесова пята. Именно из-за этой слабости я дважды чуть не провалила очень простой, но с хитроумной заковыкой экзамен. Именно из-за пресловутой нелюбви к правилам меня несколько раз вызывали на ковер, грозя самыми серьезными карами. Я старалась, честно старалась, но каждый раз происходило что-то непредвиденное, что не давало мне выполнить свои искренние обещания. Ну, прямо как у бедняги Буратино, ноги которого упорно шли в цирк, вместо того чтобы топать прямиком в школу. А что делать, если в цирке музыка и интересно? И вот опять, когда во мне было затеплилась надежда, что я научилась придерживаться не мною установленных правил, опять сорвалась и совершила страшнейшее нарушение.

Ага, вот и опять всплыло это самое пресловутое нарушение. Как было бы хорошо расслабиться после успешной (или почти успешной) сдачи этого треклятого экзамена и перестать о нем думать. Так нет, сижу тут в каком-то психоделическом состоянии, находясь одновременно в двух местах, да еще и воспринимаю окружающее с позиции двух совершенно разных людей. Естественно, что приятного в этом мало. Ведь, по сути, это то же самое, что смотреть одновременно два фильма на быстрой прокрутке — мельтешения много, а толку чуть. Мозг жужжал от напряжения, но как найти ключи к воспоминаниям странной сущности, которую так легкомысленно притащила с собой, я не представляла. По естественным причинам меня этому не учили, а сама я ничего подобного никогда не делала. Тогда, вспомнив обрывки старого фольклора, я решила воспользоваться зеркалом, — все равно ничего более интересного мне в голову не приходило. Уставившись на свое отражение, напрягая до боли утомленные глаза, вглядываясь в зеркало, я зашептала:

— Кто ты, кто ты?

Толку от этого было не больше, чем от повторения вслух правил дорожного движения. Потому что ответа не было. Потому что была тишина и было молчание. Хотя, конечно, на что я надеялась? Вряд ли все делалось правильно, может, зеркало не так стояло, может, свет не под тем углом падал. И вскоре я окончательно забеспокоилась, азарт и адреналин почти весь смыло душем, и пришла пора потихоньку возвращаться к реальности, не предвещавшей мне ничего хорошего. Отражение в зеркале погрустнело, на лице появилось раскаяние. Мало того, что все пошло не так и я чуть не осталась в этом жутком стеклянном мешке, так еще и, поддавшись неосознанному порыву, совершила вещь абсолютно недопустимую. Даже ребенок, только-только начавший свое обучение, знает, что, возвращаясь из путешествия, брать ничего нельзя. Даже мелкий симпатичный камушек, даже листик неведомого дерева, принесенный с собой, считался очень серьезным нарушением, пожалуй, даже одним из самых серьезных. Но если по какой-либо невероятной причине что-то все же пошло не так, следовало сразу признаться в проступке и покорно ожидать наказания и прощения. Я же нарушила все, что можно было нарушить, — и что же? Для чего? Я строго посмотрела на свое усталое лицо, ожидая вразумительного ответа.

Это был тупик, неуютный, неприятный тупик. Да, похоже, пора, наконец, признать, что законы пишут те, кто поумнее меня. И все, что находится за гранью нашего мира, действительно представляет собой большую опасность, тем более для таких желторотых путешественников. Зря, конечно же, зря я это затеяла. При всем при том меня не оставляло ощущение, что со мною играют, — иначе как объяснить упорное молчание незваного гостя? Да и страх — а как же без него?! — потихоньку начал подбираться все ближе и ближе. Я попыталась представить, чем все это может грозить и есть ли у меня хотя бы один шанс получить прощение. Если не медлить, а прямо сейчас объявить о своем проступке, может, тогда удастся списать все на шок, случившийся со мной во время испытания. Все равно ждать больше не имеет смысла, времени больше нет, и эксперимент по непослушанию пора завершать. Я только надеялась, что у меня еще оставалось несколько секунд, чтобы попытаться все исправить, чтобы признаться в ошибке и умолять о прощении. Я резко тряхнула головой и поднялась, стремясь избавиться от наваждения, но ноги налились свинцовой тяжестью, а дыхание стало прерывистым.