Елена Хаецкая - Сокровища Матильды

– Несомненно, это – зоопарк. Следовательно, мы имеем дело с Александровским парком, поскольку зоопарк располагается именно здесь, – сказал Прингл.

Он немного по-другому выражался, с ошибками, но я всех его ошибок не помню и потому не буду на них заострять внимание. Было много другого, куда более интересного, нежели неумение англичанина изъясняться по-русски с абсолютной грамотностью.

В общем, он рассуждал, а я терпеливо слушал.

– Эта кривая линия обозначает протоку, – сказал Прингл.

– Странно, – заметил я. – Мне кажется, при царизме этой протоки не было. Она появилась после очередной реконструкции.

Может, да, а может – и нет. Сейчас ни за что поручиться нельзя. Но возле Кронверки действительно есть небольшая протока. Она проходит по задам бывшего Народного дома, ныне Мюзик-холла, упирается в зоопарк, и там, возле решетки, ее перегораживающей, можно видеть заплывших прогуляться пеликанов, лебедей и разных уток диковинной породы.

У местных обитателей эта уединенная протока носит наименование «Темза». Места там действительно какие-то английские. Гайд-парк какой-то. Темза занимает совсем маленькую часть парка, и газончики там небольшие, деревьев растет – раз-два и обчелся, но все-таки там просторно.

Это потому, что там не все в порядке с пространством и временем. У нас есть такие участки – в городе их, должно быть, много, но мне ближе всех именно Темза. Там все растягивается. Проходит всего пять минут, а кажется, будто просидел полчаса. Бродишь, вроде бы, по пятачку размером с носовой платок, а прогулка получается полноценная, даже ноги устают. Такое это место.

Там много собак. Они тоже понимают, что здесь не все в порядке, носятся взад-вперед, нюхают, пытаются охотиться в зарослях гигантского лопуха – лопухи там, кстати, созревают просто ядерные. Утки важно плавают по Темзе. Пеликанам туда не пробраться, но уток – полно. У берега, наполовину скрытый длинной плакучей ивой, притулился маленький катер для желающих покататься по Неве. У катера тоже такой вид, будто он приплыл сюда из фильмов про Шерлока Холмса. Он полностью отражается в воде – как валет на листе игральной карты.

Вообще – удивительно там. И ужасно спокойно. Блики, время от времени скачущие по воде, придают дополнительной тишины, а стрекозы летают бесшумно и выглядят на удивление откормленными.

– Где-то там закопано сокровище Матильды, – уверенно сказал Прингл и показал на берег Темзы. – Отец моего садовника сам участвовал в похоронах.

Я вздрогнул.

– В чем?

– В похоронах, – невозмутимым тоном повторил Прингл. – Когда нечто закапывают в землю.

– А, – сказал я. – Так бы и сказали…

– Сокровища зарыты возле Народного дома, – сказал Прингл. – Вычисления показали, что такое возможно.

– Ну, – сказал я, – что ж. Будем копать?

Прингл наклонился, поднял с мостовой саквояжик, обитый чем-то вроде крокодиловой кожи, раскрыл его и вытащил оттуда новенькую саперную лопатку. Ее он отложил в сторону, на скамью. Затем явился на свет приборчик в черном пластмассовом футляре. Внутри приборчика жила стрелка. Прингл покрутил приделанное сбоку черное колесико и освободил стрелку, она сразу принялась дрожать и подпрыгивать, точно рвалась на волю.

Следующим предметом, который извлек Прингл, был очень старый спиртовый компас, немного ржавый. Далее – циркуль, подробный план Александровского парка, несколько линеек с разными делениями – дюймами – отдельно, миллиметрами – отдельно. Все это хозяйство он разложил у себя на коленях и принялся быстро что-то измерять.

– Видите? – то и дело обращался он ко мне. – Вам ясно?

Драгоценная схема на листочке в клеточку подрагивала рядом, прижатая уголком прибора в черном ящичке.

Я наблюдал не столько за результатами вычислений, сколько за самим Принглом. Он весь светился от радости. Ему нравилось заниматься распутыванием загадки. Он наслаждался, демонстрируя мне результаты своих выкладок. Я чувствовал себя ученым секретарем английского географического общества, куда вхожи одни только чудаковатые эсквайры, имеющие у себя в имении русских садовников.

– Я исходил из того, что порпорции, указанные на схеме, будут с большой степенью вероятности соблюдены идентично тем, которые имеются в реальности, на почве, следовательно, путем ряда измерений можно вычислить конкретное место на аутентичном плане Александровского парка…

Что-то в таком роде.

Затем он взял прибор и благоговейно уставился на стрелочку.

– Это индикатор близости металла, – сказал Прингл. – Велика вероятность того, что ящик, содержащий внутри себя сокровища Матильды, обладает железными деталями. Таким образом, мы установим…

Далее он перешел на английский. Я слушал и слушал, просто как музыку. Тот английский, который я изучал при помощи моих фильмов, звучал совершенно по-другому. А мой Прингл каждое слово, прежде чем выговорить, обсасывал во рту, точно карамельку и только после этого аккуратненько отправлял его в эфир. Как будто находился в постоянном размышлении о том, что всякое произнесенное слово будет потом бесконечно плыть в бескрайних просторах космоса, не исчезая, не расточаясь – плыть и плыть, покуда не доплывет до других планет. И, зная об этом, разумеется, просто обязан был – как честный человек – позаботиться о том, чтобы это слово при встрече с иными мирами обладало благопристойной внешней оболочкой.

В общем, я так понял, он намерен при помощи всех своих приборчиков откопать матильдины бриллианты и приглашает меня принять участие.

Я спросил:

– И какова будет моя доля?

Прингл заморгал, остановленный на всем скаку. Затем аккуратно сложил схемы, карты, циркули и все свои линейки и проговорил:

– Полагаю, она будет достаточна.

Вот так я ввязался в эту историю с поисками сокровищ балерины Матильды Кшесинской. Само по себе звучит невероятно – особенно если учесть, что ни в какие сокровища я не верил изначально.

Мы начали с того, что съели по чебуреку. Впервые в жизни я видел иностранца, который решился съесть в нашем парке чебурек. Вообще жующий англичанин держался с таким колониальным достоинством, что я едва сдерживал смех. У меня был знакомый, он потом уехал в Америку, а после приехал в гости и по старой памяти слопал чебурек: готово дело, увезли в больницу с острым расстройством желудка. А Прингл – ничего. Обтер усы и даже хмыкнул. Отчаянный малый. Такой, пожалуй, и клад отыщет.

На прощанье мы угостили тем, что выпало из чебуреков на землю, хмурую собаку – самую популярную даму этой части парка: обычно она с кислым выражением на рыженькой морде бродит здесь, окруженная стаей фаворитов, каждый из которых имеет шанс стать отцом ее будущих щенят. В некотором отдалении мыкается аутсайдер – безобразный пес с квадратной мордой беспородного терьера. В каждой стае, человечьей или песьей, встречаются такие. Их никто не любит, их все шпыняют. Вероятности того, что какая-либо женщина подпустит их ближе, чем на пушечный выстрел, не существует вовсе. И все-таки они не отстают от компании, стараются быть в курсе всех дел и даже время от времени, издали, вставляют словцо-другое.