Владимир Бойков - Призраки коммунизма

— Не скажи, — не согласился Сява. — У этих буржуйских выродков всё возможно. Я здесь ничему не верю.

Друзья притихли и стали прислушиваться к чуждым, непривычным для слуха звукам. Кнут подошёл к решётчатой двери, потряс её.

— Крепкая, — сказал вырубала. — Такую не высадишь. Присмотрелся к толстым прутьям и вздохнул. — Это сколько крючков можно было бы сделать, чтобы в мусоре копаться, а они из такой ценности застенки сотворили…

Вскоре явился ещё один капиталистический прислужник. В белой рубашке без рукавов и в таких же никудышных коротких штанах. Он хотел что-то сказать, но увидел Культин таз, который тот не выпустил из рук даже во время драки, и стал поглядывать на сей предмет с удивлением и опаской. Культя тут же спрятал таз за спину, человек словно очнулся и с плохо скрываемой ухмылкой проговорил:

— Идёмте! Начальство желает на вас посмотреть.

Друзей привели в большую комнату с несколькими столами. За одним из них сидел мужчина и пил чёрную воду из белой кружки.

— Присаживайтесь, — вежливо предложил хозяин комнаты.

Беглецы осторожно расселись на полу. Каждый старался выбрать место, чтобы над его головой ничего не висело.

— Бить будете? — спросил Сява.

— Обещайте больше не драться, и мы даже снимем с вас наручники.

— Кандалы? — не поверил Сява. — Оковы?

— Обещаете?

Друзья переглянулись. Судя по каменному лицу вырубалы, он явно не обещал.

— Надо соглашаться, — очень тихо прошептал ему попрошайка. — Легче будет удрать.

— Обещаем, — кивнул Кнут.

Все дали Честное Партийное слово.

— Хорошо, я вам верю, — сказал человек, щёлкнул пальцами и прислужник, тот, который привёл их сюда, снял наручники с запястий беглецов.

— Вы жить у нас собираетесь или назад в Коммунякию? — спросил начальник безмятежно.

Коммунисты побагровели. Кнут скрипнул мускулами, Культя привстал. Прислужник за их спинами шумно зашевелился, громыхнул своими железяками, чтобы вовремя обуздать вырубалу и критика, который благодаря тазу, чувствовал себя здесь весьма уверенно.

— Оскорбляете? — с презрением спросил Сява. Драться он больше не собирался, но лицом очень негодовал.

— А что, уже переименовали? — иронично удивился начальник. — Тогда извините, ради Кузьмича.

— Не оскверняй имя Кузьмича своим поганым ртом, — прошипел Культя и замахнулся тазом.

— Отберите у него эту железяку! — приказал хозяин прислужников.

— Попробуйте только! — Критик встал в боевую позу. — Это вы в своем Тухлоплюйске можете беззастенчиво грабить трудовой народ. С Коммунистами у вас такое не выйдет!

— Что-что?.. — Начальник хрюкнул, подавился своей чёрной водой и открыл рот от изумления. — Как ты ска…

— А никак! — Культя ещё повысил голос. — Я сказал — не выйдет! Вам никогда не сломить истинного Коммуниста. Никакие застенки не порушат нашей святой веры в победу! Да здравствует Мировая Революция! Да здравствует Великий Кузьмич!

— Ладно, мир, мир. Не трогайте его. Но будешь драться — отберём.

Культя вновь уселся, но в полной боевой готовности, так, чтобы видеть всех своих врагов.

— Вот нажмут наши Члены на Красную Кнопку, — подал голос Кнут. — Будете тут все летать кверху тормашками. Только трудовой народ жалко. Поэтому мы и терпим ваши бесчинства.

— Кнопку? — как-то радостно, но нервно хмыкнул главный. — Так она у вас давно заржавела.

— Не бойся, не заржавела, — подал голос Сява. — Такое только у вас может приключиться. В вашем загнивающем обществе. Это у вас она заржавела, а мы свою регулярно крысиным салом смазываем.

Начальник перестал улыбаться, устало поправил волосы, отхлебнул из кружки и сказал сухим спокойным голосом:

— К границе отвезём вас в фургоне. Обеспечим продуктами на несколько дней. Если хотите погостить — обязаны пройти дезинфекцию. Всё. Уберите этих говнюков отсюда! И отправьте с ними того придурка, который в хрустальные вазы гадил.

Прислужник с готовностью вскочил. Начальник поднял со стола какую-то штуку, приложил к уху и спросил что-то непонятное.

— Попридержи их пока здесь, — крикнул он своему подчинённому. — Сейчас нет ни одного свободного автомобиля.

— На выход! — скомандовал прихвостень и открыл одну из дверей.

Решив, что их опять засунут в каземат, беглецы дружно запротестовали.

— Да не камера это, а комната для гостей, — пояснил начальник.

В новом помещении Сяву сразу напугала огромная люстра, угрожающе свисавшая с потолка.

— Вот эта уж точно задавит, — боязливо косясь, попрошайка обошёл опасный участок вдоль стенки.

В комнате стоял стол и несколько мягких кресел, застеленных белой тканью. Окно было заделано крепкой стальной решёткой.

— Вот на что у них идёт народное достояние, — Кнут пальцем указал на решётку.

Не успели друзья принюхаться к новой обстановке, как в комнату втолкнули взлохмаченного мужика, по своему виду и повадкам явного их земляка — гражданина славной Коммунизии товарища Бяку. Мужичок цепко оглядел беглецов, разинул рот в глупой улыбке и бросился всех обнимать, трясясь от возбуждения и неся полную околесицу. Говорил он быстро, обильно, но так путано, картаво и бессвязно, что ничего было не разобрать. Однако постепенно, немного успокоившись и перестав дрожать, он изложил беглецам не просто безрадостную, а скорее даже жутковатую картину:

— Кошмар! Прр, брр, хрр. Насилие! Издевательство! Дрр, фрр…

— Тебя били? — спросила сердобольная Вася.

— И били, и кололи! Хрр. Иголками. Брр. Под кожу и вот, фрр, сюда. — Бяка ткнул пальцем в задницу.

— Бежать надо, — затрясся от страха Культя.

— Догонят! Хрр, прр. Вырубят! Парлизуют.

— Как это?

Бяка растянулся на полу, задёргался, высунул язык.

— Тебя пр-пар-лизовали?!

— Фрр. Два раза.

— Ужас, до чего довели человека, — схватилась за голову Вася.

— Надо бежать, — прошептал Культя.

— Главное — улучить момент, — добавил Сява.

— Давно ты тут? — спросил Бяку Кнут, изо всех сил стараясь сохранить хладнокровие.

— Не знаю, дрр. Не помню.

— Оголодал? — посочувствовала Вася.

И Бяка опять принялся рассказывать, кривляясь всеми частями тела в нервном возбуждении.

Оказалось: пока Бяку не засекли капиталистические прихвостни, жить тут, с грехом пополам, было ещё терпимо, хотя если по-честному, то почти что и невмоготу, потому что буржуйское коварство поистине не знает границ. Бяку всё время норовили помыть, чтобы, улучив момент, подменить его одежду на совершенно никудышную, — такую тонкую и короткую, что прямо брр.