Антон Орлов - Сказки Долгой Земли

– Больно?

– Боль он мне сразу перекрыл и кровотечение остановил, для него это мигом. Но от их боевой волшбы было совсем отвратно, и я переживала, что меня изуродовали, и еще за сестру боялась – понятно же, что это ее хотели утащить, чтоб Валеаса шантажировать, я-то им даром не нужна, наверняка бы убили с досады. Да и висеть вниз головой удовольствия мало. Мерсмон прикончил Андреаса каким-то жутким способом – мне запомнилось, что под конец на полу шевелилось что-то окровавленное и невообразимое, все проросшее изнутри костяными шипами. Еще двоих убили кесу, и двоим удалось сбежать. После этого злой, как дьявол, Валеас свалил меня на уцелевший диванчик и принялся лечить. Если б по окончании представления он спросил, как я себя чувствую, это была бы бессовестная издевка, но он не сказал ни слова. Чары там были довольно пакостные, поэтому, чтобы все без остатка вытянуть, он вырастил у меня на голове вот это. Честно говоря, уже через неделю клумбу можно было убирать – на ее месте оказалась бы нормальная кожа с волосяными луковицами. Но я попросила так оставить. На Бориса это произвело впечатление, на других тоже, – она с веселым кокетством прищурилась. – Я теперь Дриада.

– И как же ты спишь с этой клумбой?

– Как все люди, – Марианна пожала плечами. – Она волшебная, не требует ухода, и стебли прочные, ничего им не сделается. Попробуй сорвать цветочек, ничего не получится.

Пробовать я не стал, вместо этого задал другой вопрос, вертевшийся на языке:

– В кого превращается твоя сестра – в лису или в волчицу? Или в какого-нибудь местного зверя? Дриада хмыкнула.

– В человека.

– То есть как, если она и так человек? Разве она тогда оборотень?

– Моя сестра – это два разных человека. Облик она меняет мгновенно, и характер при этом тоже в какой-то степени меняется, хотя память остается. Над ней провели кесейский обряд, так было нужно, чтоб она смогла найти то, что спрятала в прошлой жизни, иначе не случилось бы Перемены. И потом Лес так и оставил ей эту способность. На празднике Первых Всходов я упросила Лидию появиться в своем втором варианте, – глаза Дриады подернулись мечтательной поволокой. – Зашибись, как на нас все таращились, когда мы под ручку прогуливались! Правда, потом Ариадна меня обругала, и братец Бертран прочитал лекцию на тему «Что такое репутация государственного деятеля и почему ее не надо гробить». Ладно, хватит об этом. Давай теперь ты что-нибудь расскажи, а то все я да я.

Слушать она умела не хуже, чем Тим с Барбарой. Да еще вставляла замечания и комментарии, от которых мое повествование начинало играть, словно подвески на хрустальных люстрах.

– Вот как – значит, «беглецы совести»! – фыркнула она с неприязнью, когда я рассказал о знакомстве с долгианскими эмигрантами. – Название себе в самый раз выбрали, лучше не придумаешь. Если б за мной тянулись такие же дела, я бы тоже всю оставшуюся жизнь от своей совести бегала.

В гомон разряженной толпы вплетались клавишные аккорды. Живая музыка на старинный лад, столики с золочеными ножками, диванчики, обитые атласом в розовых гирляндах, у дальней стены по-королевски вздымается черное крыло рояля – во всем этом сквозило что-то чудесно театральное.

И вдобавок грандиозные люстры в радужно-алмазных переливах: словно блистающие кристаллические существа из бездонных глубин звездного неба, безупречные в своем совершенстве, заглянули на людской праздник. Впечатление слегка портила непритязательная путаница кабелей на потолке. Когда я обронил, что напрасно это хозяйство не замаскировали, Дриада усмехнулась:

– В таком виде они успокаивают нервы, в том числе мои, после уже знаешь какого прошлого раза. Напоминают, что все под контролем, и мы здесь под защитой. А то, хотя Андреаса больше нет, этих мразей с десяток уцелело, во главе с Конрадом и Тарасией, и они пытаются вербовать сторонников. И еще есть банда Варфоломея. И те, кто был в группировке Рунге – сам он с четырьмя ближайшими дамами свалил, его бывшие затаились и вроде бы сидят тихо, но все равно могут что-нибудь выкинуть.

Из этого можно было уяснить, что на потолке никакие не кабели, а побеги древесного спрута, оплетающего здание снаружи. Сторожевая система. Что-то магическое, крайне опасное для злоумышленников. И собравшуюся публику это несказанно успокаивает, одному мне не по себе с непривычки.

К нам подошел высокий темноволосый мужчина в парадном мундире Трансматериковой компании – Борис Ланфранко, муж Марианны. Она загадочно щурила глаза и с лисьим лукавством усмехалась, как будто пытаясь намекнуть ему, что не просто так мы с ней столько времени держимся вместе, очень даже не просто так… Ну, спасибо, удружила! На меня это подействовало, как снежный комок, попавший за шиворот: еще не хватало, чтобы такой влиятельный человек приревновал ко мне свою жену. Пусть контракт уже подписан, львов за усы лучше не дергать. Впрочем, побеседовали мирно, о межзвездных перелетах – господина Ланфранко они интересовали, как экзотика, на свой лад схожая с его бизнесом.

Пока мы общались, Дриаду утащил танцевать парень с кудлатой черной шевелюрой и жгуче-черными глазами. Подумалось, что такие глаза должны быть у колдуна, и Марианна потом подтвердила, что я попал в точку, это и есть колдун. Зовут его Кирсан Новашек, и когда произошла Перемена, ему было четыреста с лишним лет, так что он тоже из тех, кто получил в подарок вторую жизнь.

Вскоре после того, как раскрасневшаяся Дриада вернулась, а Борис Ланфранко нас покинул, в зале появилась девушка в сопровождении двух кесу. Это и оказалась Лидия, которая оборотень. Чертами лица она и впрямь очень походила на Марианну. Сестры заговорили о чем-то своем, а я ретировался к столу с закусками. Хищные рубиновые глаза серых туземок, мускулистых и собранных, словно элитные телохранители – каковыми они, очевидно, и являлись – следили за мной, пока я не отошел подальше и не укрылся за колонной. Так могла бы смотреть на человека пантера, в любой момент готовая к броску.

Чтоб утихомирить разыгравшееся воображение, я выпил еще бренди, закусил копченой колбасой и сыром. Были там разнообразные салаты, но почем знать, вдруг среди их ингредиентов окажется что-нибудь вроде икры, отложенной тритончиками на ветвях деревьев, в живописных хлопьях вспененной слизи. В том, что касается еды, я консерватор и неожиданностей не люблю.

Потом я устроился на диване, с удовольствием слушал игру пианиста – сумрачного, сутулого, с падающими на отрешенное лицо засаленными темными прядями – и наблюдал за гостями. В одиночестве, пока рядом не уселась Дриада.

– Не скучаешь?