Свен Карстен - Страна Лимония

Только у нас же чрезвычайщина, Паслёнов, привычное наше положение. Его же питать надо, подпитывать. Приходится это делать, ради стабильности, то есть – паралича. Грязное дело, да нужное. Политический отдел, думаешь, чем от восьми до семнадцати занимается, с перерывом на обед? А вот этим! Тут анархистам гранату дашь, на теракт выведешь, там какому-нибудь очкарику безвредному справку липовую подсунешь, что его дочурка семилетняя в летнем лагере от большого чиновника сифилис заимела, подсунешь справку, да и пистолет с подпиленным бойком дашь, на чиновника нацелишь – всё хлеб! Теракт! Ваша подожженная карусель, Паслёнов, это еще полгодика черезвычайки, а то и целый год! Теракты кругом, стреляют и взрывают, поезда под откос пускают, рано положение-то отменять! Слава Шойге, спасибо нацболам!

Ты спрашиваешь, а что же дальше, Паслёнов? Куда мы страну-то ведем, к какому такому светлому будущему? А никуда мы ее не ведем, Паслёнов, никуда. Она утонула, Паслёнов. Утонула в болоте. До нас утонула или с нами утонула, от нас – какая разница?! Слыхал в гимне нашем про Китеж-град? Вот самое оно, Паслёнов, очень верный образ нашего будущего. Круги по воде и звон колокольный оттуда, раз в триста лет. Помните, люди, не забывайте, будьте бдительны.

Сволочи мы, Паслёнов, правильно говоришь. Только мы же не со зла. Нас такими сделали! Хеппенинг это был, театр, дурилка картонная, понимаешь, Паслёнов? Театр, где все стулья заняты, но на них никто не сидит. А с пустого стула – какой же спрос?!

Затрахало меня это всё, Паслёнов, вот просто до души достало. Водка уже не берёт даже. Сучья жизнь. Дочка с крыши кидается, так папу любит. Каждый щенок сволочью обзывает, и возразить нечего. Уволюсь я, наверное, к херам собачьим, Паслёнов. Или отпуск возьму. Что говоришь? Да, застрелиться – это тоже хорошая мысль.

Ты не трусь, Паслёнов, ничего тебе не будет. Считай, что я уже в отпуске, или даже уволился. Я на тебя акт составлю, что ты теперь агент мой, сексот, завербованый Политуправлением. И иди на все четыре. Так-то, Паслёнов, агент "Кукушонок". Под раскидистым каштаном вербанул средь бела дня – я тебя, а ты меня.

Господин Серёгин, крякнув, тяжело поднялся, переждал секундное головокружение, и, не взглянув на Серёгу, двинулся к выходу из подвала. Потом Серёга услышал, как он отдает на улице мобилам команды, совершенно другим голосом, уверенным, властным. Серёга посмотрел на пол. Неизвестно, мобилы ли растоптали Крысин букет из ромашек сапогами, отец ли её – ботинками, только ромашки лежали на бетоне, раздавленные в кашу. И не распрямлялись, понятно. Трава, примятая сапогами? Ошибался этот ваш Аверченко недоверченный. Наврал он вам, дядя Юра, с три короба. От жалости – да наврал.

На улице хлопнула дверца патрульного мобильника, взвыл электромотор, прошуршали по лопухам шины. Стало тихо. Через минуту осторожно свистнула первая пугливая птица.

Серёга утёр слезы и шагнул из подвала на волю, в пыль и серость города Лимонова. Обернулся на гигантскую мозаику на стене. Дети в красных галстуках всё так же стучали в барабаны и дудели в трубы, поверх их голов холодно и без любви смотрел круглой рожей человек-СССР. Над вышибленной мобилами дверью алела надпись – "Всегда готов!"

– Это точно, – сплюнул Серёга. – К любой херне готовы.

Он сунул руки в карманы и огляделся. Со всех сторон расстилалась городская пустыня – цемент и асфальт. С юга дохнул ветерок и принёс, как далёкий крик, легчайший запах Амареты. В той стороне был посёлок Тенистый, в посёлке – психбольница, а в ней – рычала и дралась с санитарами Крыса.

Серёга усмехнулся и поскорее зашагал ей на помощь.

Город Лимонов мрачно посмотрел ему вослед, но тут ветер бросил в глаза городу песок и кирпичную пыль, город скривился, пытаясь проморгаться, а когда город снова открыл глаза, Серёги уже не было видно, так что Лимонову оставалось лишь спросить себя:

– А был ли мальчик? – и успокоиться, подумав, – А, может, мальчика-то и не было?!

© Свен Карстен, Аугсбург, 2009-10

© Тексты песен: Петер Лихт, перевод с немецкого: Свен Карстен