Сергей Лукьяненко - Спектр

Чем смог расплатиться за проход мальчик, лежащий сейчас в чужой земле в двадцати километрах от Врат?

Историей своей первой и последней любви? Скорее всего.

Мартин выбрался из кабинки, погрузился в бассейн. После бани тёплая вода казалась приятно прохладной. Поколебавшись, Мартин всё-таки дотянулся до одежды, достал жетон и часы. Часы надел на руку, жетон некоторое время рассматривал. Потом коснулся нескольких кнопок на часах и поднёс их к жетону.

Вообще-то это было запрещено российским законом… нет, неверно — не было разрешено частным лицам. Но сканеры жетонов всё-таки продавались на чёрном рынке, порядка ради замаскированные под часы или портативные компьютеры.

На маленьком экранчике появились строчки. Номер — ничего для Мартина не значащий. Имя. Возраст. Номер последних пройденных Врат.

Юноша был испанцем, ему не исполнилось ещё и семнадцати лет.

Мартин спрятал жетон в карман и вытянулся в тёплой воде. Рано или поздно власти раскусят трюк с замаскированным под часы сканером и изменят кодировку жетонов. А может быть, и не станут. Может быть, время недоверия к ключникам и их клиентам осталось в прошлом.

Мартин выбрался из бассейна, спустил воду и обдал бассейн из душа. Вытерся чистым, отглаженным полотенцем — и бросил его в ящик для грязного белья. Оделся. Рюкзак навьючивать не стал, подхватил под лямки.

И пошёл к Вратам.

Эта Станция не пользовалась большой популярностью. Мартин никого не встретил ни в жилом блоке, ни, пройдя тремя автоматическими дверями, в центральной зоне. Маленький круглый зал, сердце Станции, был столь же аскетичен, как и всё остальное. Компьютерная консоль на невысокой стойке казалась единственным признаком высоких технологий. На самом деле это была самая примитивная часть системы — все равно что запал из бикфордова шнура под дюзами ракеты или механический замок на клавиатуре компьютера. Впрочем, человечеству не привыкать к подобным гибридам.

Мартин подождал, пока дверь за спиной закроется и стянется до полной герметичности. Засветился дисплей. Мартин выдвинул клавиатуру, повёл курсором по длинному-длинному списку. Большая часть названий светилась зелёным — туда был открыт путь человеку. Жёлтый цвет отмечал названия планет, где человек мог существовать с большим риском для жизни, в кислородной маске, или, к примеру, был нежеланным гостем. Красный цвет обозначал те миры, где человек существовать не мог вообще — по крайней мере без серьёзных защитных средств или помощи местного населения. Миры со слишком большой гравитацией или слишком разреженной атмосферой, миры, где дышат хлором, миры, где воздух пронизан электрическими разрядами и магнитными полями чудовищной силы, миры, где материя живёт по другим физическим законам. Мартина всегда интересовало, какой персонал оставляют ключники в таких мирах. Неужели доверяются местным жителям или автоматике?

Но ответить на это могли только ключники. А они предпочитали задавать вопросы, а не отвечать на них.

Мартин выбрал из списка Землю. Раскрылось второе меню — четырнадцать Врат, доставшихся человечеству. Мартин выбрал Москву. Нажал «ввод». Выскочила последняя предупреждающая надпись, и Мартин нажал ввод повторно.

Дисплей потемнел и отключился.

А больше ничего и не изменилось.

Ничего, кроме планеты, на которой он находился.

Мартин подхватил с пола рюкзак и пошёл к дверям. За его спиной компьютерная консоль плавно исчезала в полу, уступая место совсем уж архаичной конструкции — сотням цветных рычажков на трех наборных барабанах из чёрного лакового эбонита. Это значило, что к Вратам шёл чужой. И Мартин, совершенно случайно, даже знал, какой именно.

С геддаром он столкнулся в коридоре, за второй шлюзовой дверью. Высокая и на человеческий взгляд — нескладная фигура. Лицо почти человеческое, только глаза посажены слишком широко и ушные раковины геометрически правильной формы, полукружия, как на рисунках маленьких детей. Кожа серая — и вполне обычные красные губы выделяются на ней страшноватым кровавым мазком. Пышная одежда карминных и лазоревых цветов, из-за плеча — рукоять ритуального меча, волнистого и тонкого, сделанного не из металла, а из сплавленных воедино разноцветных каменных нитей.

Геддар коротко склонил голову в поклоне.

Мартин вежливо кивнул в ответ.

Они разминулись. Геддар пошёл к Вратам, к своим рычажкам и наборным барабанам. А Мартин прошёл широким коридором и вышел из станции в Гагаринский переулок.

Когда-то это было одно из самых приятных и тихих мест Москвы. Во времена советской империи здесь снимали фильмы, призванные показать красоту столицы. Ещё здесь любила селиться знать. Может быть, и ключникам это место понравилось, хотя кто знает мотивы ключников? Во всяком случае, десять лет назад именно сюда упал зародыш Врат, чтобы за трое суток, небрежно распихав уютные дома, развернуться в Станцию.

С тех пор ни у кого не повернулся бы язык назвать это место тихим.

Московская Станция была одной из самых больших на Земле. Ключники то ли решили не озабочиваться архитектурными изысками, то ли выразили в такой форме своё мнение о столичном зодчестве, но Станция оказалась ещё и самой уродливой. Несколько огромных бетонных куполов, беспорядочное нагромождение кубов, произвольно разбросанные окна с темно-зеркальными стёклами, башенка маяка — высокая, чуть ли не в сотню метров, но при этом все из того же зернистого необлагороженного бетона, с дурацкой беседкой наверху — из которой и посверкивал маяк. На крыше одного из кубов имелась посадочная площадка для летающих блюдец — ключники пользовались ими редко, но всегда держали одну-две машины наготове. По периметру Станции, на растрескавшемся асфальте, проходила выложенная керамической плиткой белая полоса — граница. За ней — невысокие решётчатые ограждения, будочки милиции. Лишь у входа ограды не было, и стражи порядка хоть и стояли на постах, но желающим войти не препятствовали.

Мартин постоял, оглядываясь. Шёл мелкий холодный дождь, даром что по календарю уже месяц как началось лето. За периметром шатались зеваки, дети и городские сумасшедшие. Зато журналистов по причине плохой погоды было совсем немного. Мокло под дождём несколько пикетов с лозунгами «Ключники, убирайтесь домой!», солидного вида мужчина держал в руках плакат с надписью «Галочка, вернись!». Мужчину Мартин хорошо помнил, он дежурил у Станции уже третий месяц. Появлялся после пяти, выставлял на обозрение равнодушных стен свой плакат, в девять аккуратно его сворачивал и уходил. Кажется, мужчина тоже узнал Мартина и едва заметно кивнул.