Евгений Енин - Случайностей не бывает

Получил в нос струю дыма, как потом объяснил Табачный Дух, боевого, махорочного.

Шагнул вперёд, ничего не видя слезящимися глазами. Поскользнулся на жабе.

Упал.

Ударился рукой о стол, головой о стул, всем остальным об пол.

Пришёл в себя, сфокусировав глаза на дымной роже: нос Холмса, улыбка Сталина, щёки Черчилля.

— Ты зачем упал? — спросил Табачный Дух, приблизив своё лицо, на котором под моноклем Черчилля появились сталинские усы.

— Я… Я нечаянно, — слабым голосом на всякий случай оправдался Артём.

Вдруг он пол собой сломал.

— То есть случайно? — вкрадчиво спросил Табачный Дух.

— Случайно, — легко согласился Артём.

— А связь между мной и тем, что ты тут валяешься, а к твоей подошве прилипла жаба, видишь? — улыбнулся Табачный Дух Артёму, как Сталин детям.

— Ну что вы! Нет-нет, — запротестовал Артём, отчаянно задрыгав ногой, стряхивая то, что он, лёжа, не видел и не хотел почувствовать под подошвой, встав.

Что жаба не сама припрыгала, Артём догадался по блеску монокля в хитром глазу, но сказать побоялся.

— Вот! А жабу я положил.

— А она всегда была жабой? — предположил Артём худшее.

— Кто ж его знает, кем она была в прошлой жизни? — удивился Табачный Дух. — Я её уже дохлую нашёл. Вывод! — Он ткнул указательным пальцем правой руки в потолок, легко до него дотянувшись. — Случайностей не бывает!

Табачный Дух сложил руки на груди, повернулся к Артёму спиной и провозгласил, слегка откинув голову назад:

— Пошёл вон, теоретическая часть курса окончена.

— Чего?

Артём примерно минуту назад перестал понимать, что происходит.

— Вон пошёл. — Дух развернулся к нему. — Гуляй иди. Обдумывай увиденное. Потому что я, — он ткнул пальцем глубоко внутрь своей груди, — гениальный педагог. У нас с тобой по плану вон, — он кивнул на стол, где лежала стопка книг высотой сантиметров пятнадцать, — и три часа теории случайности с одним перерывом. А здесь, — он хмыкнул, — накурено. А я тебе всё наглядно путём проведения научного опыта объяснил. Не бывает случайностей. Просто мы не видим, кто положил жабу. Теперь понял? Всё, иди. Вот это с собой, прочитаешь. — Дух черенком дымной трубки показал на лежащую отдельно тонкую книжку. — Завтра будем учиться жаб подкладывать.

Артём скривился и ещё раз попытался очистить ботинок о перекладину стула.

— В фигуральном смысле! Ну и раз уж начал, возьми в кладовке совок и прибери тут. Кладовка в конце коридора. Мне, — снова хмыкнул Табачный Дух, — не с руки.

После чего сунул вытянувшийся указательный палец в щель между дверью и косяком и втянулся в неё весь, демонстрируя свою бесплотность.

Что Дух соврал, Артём понял только когда убрал останки жабы, а потом то, что натошнил, убирая останки жабы. Если бесплотность не помешала Табачному Духу притащить сюда земноводный труп, она не помешала бы и утащить его. Но жаловаться на несправедливость было некому, кроме ведьмы Лены в соседнем кабинете, которой пожаловаться Артём никогда бы не решился.

Никаких заклинаний для уборки в «Чёрт знает» он так и не смог добыть. Поэтому выбросил кишки в корзинку для бумаг, ушёл, понял, как это будет вонять завтра, вернулся, ещё раз прибрал то, что натошнил, донёс кулёк, свёрнутый из предпоследней страницы брошюры про случайности до уличной мусорки. Выбросил, понял, что кулёк протекал, но не стал прибирать то, что натошнил, а пошёл домой.

Вспомнив о доме, Артём сразу повеселел, несмотря на обжабленные руки. Своей квартиры, даже комнаты, у него не было никогда, он жил с родителями в «двушке», чему ни он, ни родители рады не были. Места в институтской общаге ему, с московской пропиской, не давали. И когда Артём с ордером на заселение нашёл по адресу дом и понял, что ему досталась не койка в общежитии, и даже не комната в общежитии, а целая отдельная однокомнатная квартира, он тихо взвыл от счастья.

Жить ему предстояло на первом этаже двухэтажного бревенчатого дома, на два подъезда по три квартиры в каждом. Домов выше пяти этажей Артём Тут вообще пока не заметил.

Тут напоминало провинциальный городок, с пятиэтажной застройкой центра, быстро нисходящей до двух-трёх этажей в основной части, и одноэтажной разбросанной окраиной. Но только всё это располагалось, вытянувшись, вдоль многополосного проспекта, вроде Кутузовского в Москве.

Крайние его полосы были пустые, они предназначались не для езды по ним, но для полётов над ними. Ступы, мётлы, садовые скамейки, стулья, табуретки, кровать со спящим кем-то, кресло, рядом с которым летел горящий и дымящийся торшер — это то, что Артём разглядел на нижнем слое. Выше слои двигались гораздо быстрее, он опознал колесницу, запряжённую бегемотами, и вполне современный истребитель, летевший гораздо тише, чем ему положено, с печально вращающимся деревянным пропеллером.

Левее пустого полётного ряда шёл ряд верховой и гужевой. Если так можно о нём сказать: лошади Тут были не основной тягловой силой. Артёму показалось, что тутошние запрягали или садились верхом на всё, что могли поймать и всунуть ему в рот трензель. Или прибить, если всовывать было не во что.

Артём постоял у обочины, глазея на ездовых собак, ездовых зайцев, крупных, размером с пони, ездовых ежей. В тележку гнома были запряжены сразу две фантастически бодрые ездовые бабки. За ним ехала старушка в одноколке, которую тянули три табуретки. Их обогнала какая-то кикимора верхом на скамейке. Кикимору, как стоячую, сделала маленькая, лет пяти девочка на трёхколёсном велосипеде. Один белый бантик развязался и бился на ветру. Артёму показалось, что девочка ему улыбнулась, и он напугался по-настоящему.

На ближних к середине дороге полосах двигалось то, что Артём определил, как «стимпанк» и классифицировать даже не пытался. Впрочем, человеческие машины тоже попадались. Хотя и были серьёзные сомнения, что ехали они на бензине. Например, от бензина не бывает выхлопа в виде радужных пузырей. А старая «копейка» неожиданно уронила вполне коровью лепёшку.

Под проспектом, называвшимся Такого Лешего, шла линия метро, формально относящаяся к московскому, та самая Чёрная ветка, на которую Артём соскользнул.

Насколько далеко он жил от центра, Артём пока не понял. По московским меркам, две станции метро — это рядом. По провинциальным, может быть и окраина. Но в провинции метро не бывает.

Квартира была без излишеств: диван, раскладывающийся в кровать, пустая тумбочка и пустая полка над ней, на кухне — стол, две табуретки, шкафчик с набором посуды на двоих из совершенно разнобойных чашек и тарелок.