Брайан Олдисс - Оксфордские страсти

Она взглянула на него с некоторой скукой.

– Да-да, все так, несомненно, – твердил он, – все-все это, вместе взятое. Вообще говоря, в истории вечно происходят какие-то ужасные события, странные, непостижимые. Кто скажет, почему? Кто в состоянии указать первопричину? Может, просто солнечная система периодически проходит сквозь ядовитое облако межгалактического газа.

И он скривился.

Шэрон засмеялась, хотя само слово «газ» вызывало у нее ужасные ассоциации.

– Выходит, это не месть Яхве…

– О, Яхве я бы не принимал в расчет, – сказал он. – Он, конечно, строит козни, но едва ли власть его так уж велика…

А Земля продолжала кружение вокруг своей оси: вот уже и узкий солнечный луч исчез, отсеченный стеной дома по соседству.

Прямо через дорогу от аккуратных особняков на землевладении Уиллитс (их построили в 1951 – 52 годах) высились строения куда более почтенные: в одном деревенский магазин с почтой, а другой – жилой коттедж. Утреннее солнце, уже набиравшее силу и высоту, заливало своими лучами окна коттеджа, где Джереми Сампшен как раз принимал душ. У Джереми болела голова. С похмелья. Он стоял под упругой струей горячей воды, прижимая голову к белому кафелю на стене и глубоко дыша.

Соответственно, его отнюдь не обрадовал звонок в дверь.

– Наверное, «ФедЭкс», – произнес он и закрыл кран. Обернув банное полотенце вокруг талии, он поспешил вниз, оставляя на полу мокрые следы.

– Вот ваше молоко, сэр! – отрапортовал незнакомец, на вид, однако, вовсе не молочник. Стоя у двери, он протягивал Джереми ежеутреннюю пинту молока.

Джереми недовольно принял бутыль – настоящий молочник оставил ее, как обычно, снаружи. И спросил у этого типа, что ему, собственно, угодно.

Незнакомец был в костюме из плотного твида, в зеленой рубашке и с таким же галстуком. В аккуратно подстриженной эспаньолке проглядывала седина.

– Может, сейчас не лучшее время для визита, – сказал он, неодобрительно оглядывая полуголого Джереми с ног до головы. – Но вообще-то уже десять минут одиннадцатого. А вы, видать, поздняя пташка.

Джереми, посчитавший его слова упреком, повторил свой вопрос.

– Я, видите ли, разыскиваю одну даму, – сказал гость.

– Ах вот оно что. А у меня тут – хотите верьте, хотите нет – бездамная зона.

И хотел было притворить дверь, но плечо незнакомца этому воспрепятствовало.

– Вы ведь мистер Сампшен, не так ли?

Джереми признал, что так оно и есть.

– Прошу прощения. Я один из ваших читателей, – улыбнувшись, промолвил незнакомец.

– Что ж, входите. – Джереми сменил гнев на милость. – Одну минуту, я только надену брюки.

Он провел незнакомца в тесную гостиную, где солнечные лучи падали на «iMac» и на груды бумаги, а сам бросился наверх. Он мигом надел какие-то штаны и свитер: боялся, что незнакомец что-нибудь умыкнет – хотя, честно говоря, и сам не знал, есть ли у него что-нибудь такое, что стоило бы красть.

Натягивая кроссовки, он обнаружил на них засохшую грязь. Прошлой ночью он совершил вылазку наверх, на Моулси: «эротический моцион», как он выражался.

– Чем могу быть полезен? – Он вернулся в гостиную, на ходу проводя гребешком по вислым темным волосам.

Незнакомец уже устроился в единственном кресле с подлокотниками.

– Я, знаете ли, недавно сюда приехал, – сказал он. – Меня зовут Грейлинг, Джон Грейлинг. Я разыскиваю одного человека, мы были знакомы когда-то, а потом я уехал за границу на несколько лет.

– Тут, боюсь, ничем не смогу вам помочь. Хотите кофе? Я как раз собрался варить.

– Спасибо. А курить можно?

– Так и быть, только если поделитесь.

Они закурили, и Джереми направился в крошечную кухоньку в глубине коттеджа. Грейлинг последовал за ним.

– У меня тут, извините, полный бедлам. Вот что значит жить бобылем. Я вообще-то не местный. К тому же сейчас развожусь… препоганая история… А какую из моих книг вы читали?

Грейлинг глубоко затянулся сигаретой, стряхнул пепел в раковину.

– У вас в одном триллере, «Свинья-копилка», пристрелили женщину… так ее фамилия была Диксон.

– Что-то не припомню. Я им, знаете, имена по ходу дела придумываю. Вообще-то пытаюсь триллеры больше не писать… Сейчас вот, как выражается теперь молодежь, тащусь от Гоголя… Слыхали про такого? Николай Гоголь. Если слышали, всем в Хэмпдене фору дадите. В наше время кругом такая необразованность. Скупость и юмор – вот мой стиль.

Вскипел чайник. Джереми его выключил. Разливая кипяток в две кружки с растворимым кофе, добавил:

– Гоголь порой ужасно смешно пишет. Где-то, например, у него сказано, что некто мог спокойно спать, поскольку его не донимали ни геморрой, ни блохи, ни чрезмерный интеллект…[6]

Рассмеявшись, он открыл бутылку и добавил в кружки молоко.

На Гоголя Грейлинг не отреагировал.

– Так вы, значит, ничего не знаете про женщину по фамилии Диксон? – спросил он. – И никогда ее не встречали?

Джереми подал ему одну из кружек ручкой вперед.

– Вы бы поговорили с местным священником, отцом Робином. Приятный человек. Я неверующий, а он со мной обходится так, будто я уважаемый прихожанин. Я ему за это очень признателен.

– Мы с ним сегодня утром уже познакомились. Он сказал, будто этой церкви полторы тысячи лет. Неужели правда?

– Понятия не имею. Наверное. Какая разница? Я туда все равно не хожу.

Гася окурок, Джереми признался:

– Мы с отцом Робином как-то раз даже выпивали. Раздался новый звонок.

– Так. Это мне, наверное, корректуру наконец прислали. Рад был с вами познакомиться.

Грейлинг понял намек. Он поставил на стол кружку, из которой едва пригубил кофе, и поднялся.

– Спасибо за гостеприимство. Может, опять как-нибудь увидимся.

– Ну и прекрасно! – воскликнул Джереми, направляясь к двери.

Стивен Боксбаум ехал на своем «БМВ» из Оксфорда домой. Он, профессор общественных наук, историк права, все утро провел за работой в Бодлеанской библиотеке: его интересовали взгляды Токвиля[7] на жизнь среднего сословия и на требования закона – Стивен писал об этом статью. Проехав мост, он замедлил ход на главной улице и остановился. Несколько автомобилей, запаркованных где придется, совершенно перегородили деревенскую магистраль возле церкви: там только что завершилась церемония бракосочетания.

Стивен, положив локти на руль, наблюдал за оживленной толпой и улыбался, сам того не замечая. Вон жених с невестой – едва сойдя с паперти на землю, они принялись бурно целоваться. Гости подбадривали их криками, аплодировали. Какая-то еще пара – нет, две пары – тоже заключили друг друга в объятия, воодушевленные всеобщим восторгом. Все такие нарядные радостные.