Владимир Ильин - Глупые газели

Он вошел, стараясь не шататься, но женщина все равно, глянув на него, испугалась. Только бы не упасть, подумал мужчина и торопливо сел на подвернувшийся кстати стул.

– Одиссей вернулся на Итаку! – провозгласил он, пытаясь говорить внятнее, потому что замерзшие губы слушались с трудом. – Как у тебя здесь вкусно пахнет!..

Женщина всплеснув руками, наконец кинулась к нему и стала помогать ему сдирать мокрую одежду, и успевала еще оттирать ему красно-синие, ободранные в кровь руки и причитать жалостливо, и целовать его сквозь слезы.

– Ну-ну, малыш, – сказал ласково он и, проведя своей страшной рукой по ее волосам, огляделся.

В домике было светло и тепло. Пахло едой поистине божественно, и мужчина только теперь ощутил, что зверски проголодался.

Женщина засыпала его градом вопросов.

Только бы не выдать ей правды, подумал он и пустился врать без оглядки. Каждая его ложь неизбежно порождала следующую, это здорово смахивало на цепную реакцию, и он все врал и врал – вдохновенно, запоем, собрав всю свою творческую фантазию – о том, что в долине все в порядке, что там все живы и здоровы и собираются пробиваться через перевал на мощных тягачах и бульдозерах; вот снегу, правда, выпало много – видно циклон вызвал сход снежных лавин с гор, но теперь это все позади, синоптики обещают – он сам слышал по радио в поселке – что завтра начнет постепенно теплеть, а послезавтра вернется лето, так что можно никуда не уезжать, а надо только переждать эту лихую непогоду…

Женщина слушала его и в знак согласия кивала, а когда он совсем уже решил, что она поверила его россказням, спросила:

– Милый, а почему снег такой серый-серый?

Он закусил с досадой губу, потому что ее вопрос означал, что в его отсутствие она все-таки выходила из домика, но тут же спохватился и стал выдумывать на ходу про то, что снежная лавина вызвала кое-где лесные пожары, и вот с воздушными потоками пепел поднялся в небо, а потом выпал со снегом, но это вовсе не опасно, тем более, что завтра все равно все начнет таять, и так далее, и тому подобное…

За ужином он наблюдал за женщиной, пытаясь понять, тошнит ее или нет, не кружится ли у нее голова, но жена вроде бы чувствовала себе нормально, потому что болтала без умолку и, в конце концов, он успокоился, хотя в глубине души все нарастало отчаяние, но думать о том, что делать дальше, он пока не мог и не хотел…

Он думал об этом всю ночь. Женщина сладко спала, положив голову ему на грудь, за окном все бился ветер, и уснул мужчина лишь под утро, и то благодаря тому, что все-таки принял окончательное решение.

Когда он проснулся, было уже светло. Женщина возилась на кухне. Он подошел ее поцеловать, и внутри у него сразу же стало пусто. На шее жены, под завитком волос, он увидел красное пятнышко величиной с мелкую монету – такое же пятнышко, как у него на руке…

За вчерашний день мужчина уже устал бояться, но сейчас ему опять стало страшно, и так страшно ему еще не было, потому что надежда на чудо окончательно умерла в его душе.

– Что ты там нашел у меня? – спросила женщина, изгибая шею, чтобы заглянуть себе за спину. – Что-нибудь не так, милый?

– Да нет, ничего, – торопливо сказал он. И нелогично добавил: – Просто ты у меня такая красивая!

– И что? – выжидающе спросила она.

– Пойду запускать движок, – сказал он, отводя глаза.

Движок долго не хотел запускаться, он очень замерз за ночь. Потом все-таки, видно, понял, что от него не отстанут, и нехотя затарахтел. Горючего в его баке осталось мало, но теперь это не имело уже никакого значения.

Человек сел на какой-то ящик и закурил, но его тут же скрутил приступ тошноты. Самое страшное было не в том, что они с женой могли вскоре остаться без света, продуктов и воды. Самое страшное заключалось во всепроникающей, медленной смерти, присутствующей отныне в воздухе, от которой невозможно было скрыться. Человек мысленно проследил стадии лучевой болезни, вспоминая то, что он читал об этом раньше…

Сначала на коже появляются радиоактивные ожоги третьей степени, потом поражаются костная и нервная системы, щитовидная железа и мозг… Через несколько дней ни он, ни жена не смогут ходить. Потом начнется газовая гангрена, и они будут долго и мучительно умирать, корчась в бреду беспамятства от невыносимой боли и отвратительно воняя своей разлагающейся плотью, и во всем мире не найдется никого, кто смог бы облегчить их страдания, кто смог бы пристрелить их из жалости…

Когда они завтракали, еда не лезла ему в горло, но мужчина изо всех сил старался есть. Жена тоже ела без особой охоты.

– Подташнивает что-то, – пожаловалась она в ответ на его вопросительный взгляд.

– И давно?

– Со вчерашнего дня… И я, кажется, знаю, почему…

Зажав в кулаке вилку и рассеянно покусывая ее кончик, женщина лукаво улыбалась.

– Ну? – весь внутренне похолодев, выдохнул он.

– У нас будет малыш, – сияя от радости, призналась жена.

Это было так неожиданно и больно, что он чуть не застонал. Сердце его провалилось куда-то даже не в пятки, а в бездонную пропасть, и стало трудно дышать от этого бесконечного падения. Неимоверным усилием воли он удержал себя в руках, отдышался и стал изображать крайнюю степень восторга. При этом мужчина, конечно же, вскочил и поднял жену на руки и, конечно, закружился с ней по комнате, сбивая стулья, и, конечно, орал нечто бессвязное и нежное, а в завершение спектакля потребовал немедленно выпить шампанского по такому великому случаю.

Он достал из бара пыльную бутылку, которую приготовил еще ночью.

Доза снотворного в шампанском была лошадиной, но дала о себе знать не сразу. Они еще поговорили о чем-то – о чем именно, мужчина уже не сознавал, наверное, о будущем, счастливом, розовом будущем, которого теперь не могло быть никогда.

Потом жена вдруг резко встала, ее качнуло, и она схватилась за край стола.

– Устала я что-то, – пожаловалась она. – Не выспалась, наверное. Ты не возражаешь, если я прилягу, милый?

Слов не получилось, и он только отрицательно покачал головой и тоже поднялся.

Посередине комнаты ноги ее подкосились, и она наверняка бы упала, если бы мужчина не подхватил ее. Он уложил ее на кровать, зачем-то укутал пледом, будто она могла замерзнуть.

Все кончилось быстро и просто.

Она часто-часто задышала во сне, будто ей не хватало воздуха, а потом по телу ее пробежала судорога, дыхание оборвалось, и женщина перестала жить.

Мужчина поцеловал ее почему-то в лоб, а не в губы, как обычно, с минуту постоял у кровати, слепо глядя на дорогое безжизненное лицо, потом подошел к бару, налил себе на три пальца чего-то крепкого, залпом выпил, не чувствуя вкуса, и отправился в кладовую.