Скотт Брэдфилд - Сон волка

— Я вижу волка, — сказала она, погладила стекло циферблата, повернула заводную головку, проверила гибкий металлический браслет. — Когда он ведет вас через лес жизни, он предупреждает о тернистых путях. Когда придет время, он проводит вас в рай.

— Волк не ведет меня, — возразил Ларри. — Это я — волк. Иногда я — проводник, вожак моей стаи.

— Пути духов иного мира нередко неисповедимы и ведут в неизведанное, — сказала ему Анита. — Я принимаю «Визу» и «Мастеркард», а также чеки, но мне необходимы как минимум два удостоверения личности.

Перед тем как уйти, Ларри напомнил ей о часах.

— Я не знаю, Эвелин. Я действительно не знаю. Я хочу сказать, что люблю Ларри и все такое, но ты даже представить себе не можешь, как тяжело стало жить в последнее время, особенно в последние несколько месяцев. — Шеррил держала трубку в левой руке, а в правой — чашку холодного кофе. Минуту она слушала собеседницу. — Нет, Эвелин, не думаю, что ты понимаешь. Это вовсе не хобби. Если бы Ларри собирал марки или увлекался боулингом или чем-то в этом роде… Это я еще могу понять. Это можно понять. Но Ларри говорит только о волках. Волки то, волки се. О волках за обедом, о волках в постели, о волках даже во время поездки в магазин. Он все время твердит, что волки — они везде. И если честно, Эвелин, иногда я готова ему поверить. Я начинаю оборачиваться. Я слышу лай собаки и проверяю, закрыта ли дверь… Конечно, я стараюсь проявлять понимание. Именно это я и пытаюсь тебе объяснить. Но мне надо думать и о Кэролайн, сама знаешь… Вот послушай, что вчера произошло. Мы сидели за завтраком, и Ларри начал рассказывать Кэролайн — обрати внимание: четырехлетней девочке, — что он где-то в лесах, одному богу известно где, и встречает самку собаки. Нет, не могу продолжать… Нет, просто не могу. Мне действительно неловко… Нет, Эвелин. Ты ничегошеньки не поняла. Это сезон спаривания, усекла? И Ларри начал во всех подробностях объяснять… Ну, может быть. Но это еще цветочки. Не вешай трубку, я тебе расскажу. Они, не знаю, как бы поделикатнее выразиться… Он насадил… Нет, Эвелин. Честно говоря, иногда мне кажется, что ты просто меня не слушаешь. Они сцепились в замок. Ты можешь себе представить? Что я хочу сказать? Кэролайн не получит психологическую травму. Это я тебе обещаю. — Шеррил услышала, как сзади открылась кухонная дверь. — Не вешай трубку, Эвелин, — сказала она и обернулась. Кэролайн придерживала дверь ногой.

— О чем это вы разговариваете?

В одной руке девочка крепко сжимала пластиковую мерную ложечку, а в другой держала за шею игрушечного койота Вилли.[7] Голова его бессильно болталась, изо рта торчала маленькая розовая таблетка.

— Это Эвелин, дорогая. Мы просто разговариваем.

Ротик Кэролайн покраснел и чуть припух; ее белое платьице было усеяно алыми пятнами. Она подумала с минуту, взяла конфету, сунула в рот и начала жевать. Наконец она сказала:

— Мне кажется, кто-то пролил виноградный сок на одну из папочкиных книг о волках.

Ларри прочел книги Гая Эндора «Оборотень в Париже», Гессе «Степной волк», Верил Роуланд «Животные с человеческим лицом», Полларда «Волки и оборотни», Лейна «Дикарь из Аверона», Мэлсона «Дети волков и проблемы человеческой природы». Марти дал ему визитку последователя учения Юнга[8] из Топанья-Каньон. Тот усадил Ларри в плюшевое кресло, несколько раз произнес слово «архетип», сообщил ему, что любого завораживает зло, садизм, боль — «это совершенно нормально, совершенно по-человечески», — порекомендовал ему книгу Роберта Эйслера «Человек в волке», взял плату в семьдесят пять долларов и предложил рецепт на валиум.[9]

— Но когда я волк, я не знаю зла, — возразил Ларри, когда его выпроваживала белокурая секретарша. — Когда я волк, я чувствую только умиротворение.

— Не знаю, Ларри. У меня от этого мурашки ползут, — сказала Шеррил этим вечером, уложив Кэролайн в постель. — Это нелепо, просто нелепо. Запугивать бедных беззащитных мышек и оленей, которые никому не причинили зла. Говорить об убийствах, и крови, и о льде, причем за завтраком.

Ларри не ложился спать до двух ночи. Он смотрел «Человек-Волк»[10] по пятому каналу. Клод Рейн сказал: «В душе каждого человека живут добро и зло. В таком случае зло принимает образ волка». «Нет, — подумал Ларри и прочел работу Фрейда „Случай Человека-Волка“ и первую главу книги Мака „Ночные кошмары и конфликт человеческой личности“. — Нет». Потом он пошел спать, и ему приснились волки.

— Принято считать, что душа волка wakan, то есть священна, в переводе с языка индейцев омаха, — сказал Голодный Медведь, положив ноги на стол. Он затушил сигарету о краешек металлической корзины для мусора и приготовился зажечь новую. — В большинстве племен считается, что волчий вой предвещает беду. Как говорят индейцы лакота, «человек, который мечтает о волке, нередко теряет бдительность, но человек, который бесстрашно закрывает глаза, всегда находится настороже». Не знаю, что это в точности означает, но где-то я это вычитал.

Голодный Медведь снова налил себе красного вина. Его замызганная футболка плотно обтягивала огромный живот, над ремнем виднелась полоска бледной кожи. Волосы были заплетены в косы, на голове красовался клетчатый ирландский котелок.

— Я стараюсь извлечь максимум пользы от чтения, — заявил он и потянулся за похудевшей пачкой «Салема».

— Я тоже, — согласился Ларри. — Может быть, вы порекомендуете…

— Не думаю, что волка когда-либо обожествляли, но я могу ошибаться. — Голодный Медведь задумчиво следил за дымком своей сигареты. — И все же вам не стоит особо беспокоиться. Дух животного очень часто овладевает человеком. Духи используют его тело, когда тот спит. Когда человек просыпается, то ничего не может вспомнить… Но постойте-ка. Это не совсем так, не правда ли? Вы сказали, что помните свои сны. Может, я ошибаюсь… Вы вполне могли помнить. Естественно, почему бы и нет, — подвел итог Голодный Медведь и плеснул себе еще красного вина.

— Я вселяюсь в тело волка, — сказал Ларри, постепенно теряя интерес, и оглядел грязный, захламленный офис. Жалюзи были пыльными и потрескавшимися, на полу валялись обрывки журналов для мужчин, пустые винные бутылки и скомканные сигаретные пачки. Подумав с минуту, он добавил: — Я даже не знаю, как мне вас называть. Мистер Медведь?

— Нет, конечно нет. — Голодный Медведь отмел рукой такую нелепую мысль, разогнав клубы дыма. — Зовите меня Джим. Это мое настоящее имя. Джим Придо. Я называю себя Голодным Медведем только для бизнеса. Если помните, «Голодный медведь» — так назывался отвратительный консервированный чили. Его перестали выпускать сразу после войны. — Он проверил карман рубашки. — Там где-нибудь случайно не завалялась пачка сигарет? Похоже, курево кончается.