Яков Окунев - Грядущий мир. Катастрофа

Но команда яхты, очевидно, иного мнения. В каком-нибудь десятке миль от Гибралтара машинист отвечает на команду капитана Барраса:

— Баста!

И останавливает машину.

Кочегары бросают работу. Матросы покидают свои места. Повар уходит из кухни. И все собираются на палубу.

— Баста!

Ундерлип хочет применить разумные доводы, но капитан Баррас иного мнения. Он вытаскивает из кармана заряженный револьвер и, направив его в лоб машинисту, коротко и ясно говорит:

— Назад в машинное отделение или…

Машинист — коновод этого бунта. Он повторяет жест за жестом движения капитана Барраса. Тоже сует руку в карман. Тоже вынимает револьвер. Заряженный. Нацеливается в капитана Барраса и говорит:

— Назад в рубку и — к берегу!

— Мы хотим к берегу, сэр, — вежливо поясняет кок в белом колпаке.

— Да. Спустите нас на берег и убирайтесь ко всем чертям, — дополняет штурман, заложив руки в карманы и глядя смело в лицо Ундерлипу.

Его высочество смотрит на карманы штурмана. Подозрительные карманы! Может быть, у штурмана в каждом кармане по револьверу? Или вот у кока, карман тоже оттопырен.

И, забыв про свою потребность в кокаине, его высочество ощущает иную, еще более острую потребность и, сломавшись вдвое, бежит в уборную.

Лорд Рой провожает его высочество, выражая вслух соболезнование состоянию августейшего желудка:

— Это от нервного потрясения, принц.

— Я боюсь… боюсь… — лепечет его высочество и, сморщившись от нового желудочного приступа, ныряет в дверь уборной.

— Послушайте, — обращается лорд Рой к команде, — известно ли вам, что на этой яхте находится наследник престола…

Машинисту известно, что в Англии уже нет никакого престола. Машинист презирает все высочества на свете.

— Ради этой кикиморы, которой вы лижете зад, мы не станем рисковать нашими головами.

— Верно, Пэн, верно! — одобряет его команда.

И еще раз Ундерлип вспоминает свою теорию о лошади с ведущим ее клоком сена перед носом. Но как можно больше искренности в голосе. Как можно меньше нервов.

Он называет их своими друзьями: «мои друзья!» Машинист, штурман, матросы и даже пахнущий салом и мясом кок — друзья короля Ундерлипа. Знают ли новые друзья Ундерлипа, что значит «чек на предъявителя»?

Это такая бумажка, по которой банк без всякого промедления платит деньги долларами, фунтами, в какой вам угодно валюте.

У Ундерлипа, разумеется, нет лисьего хвоста. Нет никакого хвоста вообще. Но он мысленно виляет хвостом.

— Какие там, к черту, банки! — прерывает машинист Ундерлипа. — Ни в Европе, ни в Америке нет больше вампиров.

Разве Ундерлип говорит своим милым друзьям о европейских или американских банкирах? Нет… Он имеет в виду австралийский банк, а если угодно, то японский или китайский. Деньги — везде деньги. Стоит только предъявить вот такую бумажку.

Ундерлип потрясает одной рукою чековой книжкой, а другой вытирает пот со лба и шеи. В евангелии что-то сказано о верблюде и игольном ушке: верблюду почему-то непременно нужно было протолкнуться через ушко иглы. Это, должно быть, легче, чем хлебному королю пробраться в Австралию при столь несчастливом стечении обстоятельств. Но брешь все же пробита.

Кок выступает вперед и, дыша в лицо короля хлеба перегаром водки, говорит:

— Я понимаю мистера так: мистер желает выдать нам чеки, чтобы мы отказались от своего намерения высадиться.

Ундерлип берет кока за пуговицу его белого халата.

— Я всегда замечал, что вы очень умный человек, мистер, э… э… э…

— Мистер Клейн, — подсказывает, осклабившись, кок.

— Да, мистер Клейн, вы умный человек. Я всем вам выдам чеки на крупные суммы.

Раз разговор идет о деньгах, то нужно револьвер спрятать в карман. Машинист так и делает. Он ничего не имеет против чека в кругленькую сумму. Например, в сто тысяч долларов.

— Правильно, Пэн! Браво, Пэн! — одобряет команда. Ундерлип добродушно похлопывает машиниста по плечу:

— Эх, простота! Что такое сто тысяч долларов? Плевок! Сейчас я напишу всем вам чеки на сто тысяч долларов. Всем! Даже юнге. А если вы благополучно доставите нас в Австралию, то я добавлю, господа, добавлю.

Так как положение спасено, Ундерлип позволяет себе сказать маленькую речь на тему о революции. Революция нужна бездельникам. Ундерлип уверяет своих милых друзей, что честный человек и без революции может найти свое счастье. Разве кому-нибудь закон запрещает богатеть? Богатейте, мистеры, богатейте, сколько вам угодно.

Он рассуждает о революции и пишет чеки. Он вырывает из чековой книжки чековые листки, рассуждая о революции, раздает их всем, даже коку, даже юнге.

У его высочества желудок опять в нормальном состоянии. Его высочество грозен.

— Канальи! — кричит он. — Бунтовать? В моем присутствии? Погодите, я вам покажу бунтовать.

Он храбро наступает на кока. Кок отступает к борту. Его высочество притискивает кока к перилам и тихо спрашивает:

— Послушай, кок, есть ли у тебя хоть одна понюшка кокаина? Если ты достанешь мне хоть одну крошечку кокаина, я назначу тебя королевским поваром.

— Нет, кокаина у меня нет, — отвечает кок.

— Тогда ты будешь повешен рядом с этими канальями, — говорит его высочество.

Ундерлип идет к себе в каюту, садится на стул. Хохочет: хо-хо-хо-хо-хо! И громко зовет:

— Дик, Дик!

— Что угодно мистеру?

— Все люди — идиоты.

— Если мистеру угодно?..

— Да, мне угодно, потому что я король. Что?

— Мистер говорит правду. Мистер — король.

— Даже сейчас, в скитании, я тоже — король.

— Правильно, мистер.

— Вы знаете почему, Дик?

— Потому что вы Ундерлип и умрете Ундерлипом, — отчеканивает Дик.

— Дурак! — цедит сквозь зубы Ундерлип.

— Если мистеру угодно?..

— Я король потому, что могу купить человека. У принца крови в опасности происходит дизентерия желудка, а у хлебного короля только дизентерия чековой книжки. Хо-хо-хо-хо-хо!

— Хи-хи-хи!

— Я могу купить человека. Дик. За сто тысяч долларов. Я раздал сейчас чеков на два миллиона. И купил всех, до юнги включительно. А теперь… х-хо, х-хо! Я их всех одурачу. Перо и бумагу, Дик.

Ундерлип пишет на бланковом листе бумаги в австралийский банк. Он имеет честь предупредить правление австралийского банка, что чеки за такими-то номерами, выданные им, Ундерлипом, на предъявителя такого-то числа в такую-то сумму, недействительны.

А посему Ундерлип приказывает австралийскому банку по означенным чекам не платить ни одного цента.