Павел Виноградов - Жестокий маскарад (сборник)

Пробравшись по узкой тропке между кучами мусора, распугивая стаи пищащих крыс удивительных размеров, я неожиданно наткнулся на солидную дверь с чудом не сорванным домофоном. На нём значилось всего три квартиры. Я надавил на первую попавшуюся.

— Чё надо? — раздался из домофона сиплый голос.

— К Дохляку, — бросил я.

— Третья, блин, — он явно продолжал говорить что-то очень для меня нелестное, но, к счастью, я этого уже не слышал, ибо уже давил на третью кнопку. Трубку подняли сразу, но молчали.

— Открой, Дохляк, Кистень пришёл! — рявкнул я.

— Вижу, — прошелестел бесплотный голосок, и дверь плавно открылась.

Я матюгнулся, только сейчас заметив глазок скрытой камеры над парадняком.

Поднявшись на второй этаж по узкой и с виду ветхой, но неожиданно чистой лестнице, я уткнулся в стальную дверь единственной на площадке квартиры. Она открылась перед моим носом, двое бугаёв втащили меня в пустую прихожую и вознамерились хорошенько пообжимать моё старое усталое тело в поисках опасных предметов. Ну что же, если шеф — извращенец, охранники не лучше. Только зря они так с Кистенём обращаются. Пришлось припомнить пару спецприёмчиков для тесных помещений. Один боец успокоился сразу — хрястнувшись затылком о стену, но второй доставил хлопот. Я раздробил ему ударом головы нос, но, похоже, для него это было тьфу — нос и так практически отсутствовал. Пришлось нанести грязный удар, а когда у мужика проблемы с яйцами, он не думает уже ни о чём другом. Треснув стонущего телохранителя костяшками кулака по затылку, я осторожно опустил его на пол рядом с коллегой, пинком распахнул дверь в комнату и проревел:

— Дохляк, может, ещё ты хочешь меня потискать?! Так давай, а то твои костоломы ни хрена не умеют!

Это чмо на колёсах глядело на меня скорбно, словно кротко удивляясь, что мир способен производить таких сволочей, как я. Впрочем, получалось это у него плохо по причине явного внешнего несоответствия рыцарю Печального образа. Половина его лица, бледно-зеленоватая, как брюхо протухающей рыбины, была мёртво опавшей, лишь тускло сверкал выпученный искусственный глаз. Другая щерилась тремя золотыми фиксами. Эта часть морды была багрово-коричневой и лоснилась. Граница багровости и бледности была нечёткой, а нос вообще выбивался из гаммы, желтея, как у покойника. Череп был деформирован, грязные волосы торчали из него пучками. Обе ноги ниже коленей были протезами, левая рука отсутствовала до локтя.

В общем, герой-любовник.

По-прежнему молча он развернул свой аппарат и поехал по коридору, в который выходили двери нескольких комнат. Квартира явно была слеплена из трех отдельных.

Гремя каблуками, я пошёл за ним.

В захламлённой всякой дрянью комнате он развернулся ко мне. Витал отчётливый запашок какой-то тухлятины, слегка перебиваемый миазмами недавно курившейя марихуаны.

— Говори, — прошипел он.

Сесть не предложил, да я и сам брезговал присесть тут на что-нибудь.

— Мне нужна информация, — с трудом скрывая отвращение, проговорил я.

На меня уставился целый глаз — воспалённый и сочащийся гноем.

— Кто бы сомневался, — гнусно хихикнул Дохляк.

Издаваемые им звуки словно бы доносились из-за стены — глухо и неразборчиво.

— Мне нужен Архангел, — продолжал давить я.

Паскудный глазик закатился вверх.

— С чегой-то я должен тебе говорить? — протянул он.

Маска наглости на нём была ещё отвратительнее маски обиды.

— Вот с чего.

Я засветил ему остаток баксов, куда прибавил своих.

— Мало.

Используя средний палец единственной руки, он смачно высморкался прямо на пол.

— Аванс, — обнадёжил я.

— Архангел не лох. Найдёт меня.

— Мне нужен не он, а Дубровский.

Здоровый глаз Дохляка выпучился так, что сравнялся с искусственным. Я даже на секунду испугался, что сейчас он выпадёт на пол и придётся вставлять его гаду в задницу, чтобы тот разговорился.

— Они как-то связаны, — пояснил я.

Глаз прикрылся — тварь задумалась.

— Хре-ен знает, — протянул Дохляк через пару минут. — Это тебе обойдётся…

Я кивнул, типа, знаем, знаем.

— Он Архангел, потому что архангельский? — взял я быка за рога.

Дохляк помотал головой.

— Габрелидзе потому что. Джабраил… Его нохчи так называли, он с ними дела делал. С нашими не работал, да из бригады почти никого уж и не осталось, когда он нарисовался.

— Что за дела?

— Слияния и поглощения.

Я слегка вздрогнул.

— Рейдерство…

Однако я так и думал.

Дохляк не обратил внимания на мою реакцию.

— Ну да, у него, между прочим, по этой теме были серьёзные тёрки с твоим Глебычем. Не знаю, правда, чем закончились. Вообще, мало я о нём знаю. Но дам наводку, как добраться. У него есть тёлка. Он её в библиотеку работать пристроил. Имени… этого, про дядьку Черномора ещё написал.

Я кивнул. Тёлка… Имеет смысл…

Кинув Дохляку на колени тонкую пачку баксов, я пообещал:

— Завтра ещё подгоню.

— Подгонишь, подгонишь… — зашёлся тот в квохтающем хохотке. — А то я тебе ещё одну вещь не скажу.

— Какую?

— Ты к Дубровскому через Архангела подлезть хочешь. А можно легче…

— Ты что, знаешь, кто он? — я впился глазами в отвратную рожу.

Он покачал головой.

— Кто он — не знаю. Но знаю, кто его Маруся.

Я внимательно поглядел ему в лицо. Оно выражало лишь подленький азарт доносчика, занятого любимым делом.

— Говори.

В прихожей завозились очнувшиеся быки. В двери не ломятся — дисциплинированные. Интересно, в отсутствие посетителей они тут совместные оргии устраивают? С Дохляка станется. Как бы то ни было, на обратном пути мне придётся мимо этих злых мальчиков пройти.

Ко всем прочим прелестям этого дня, в машине меня ждал сюрприз: полудохлый тип с ногой, застрявшей в капкане. Все противоугонные фишки сработали отменно: капкан защелкнулся, одновременно захлопнулась и заблокировалась дверца, горе-угонщика долбанул разряд в восемьсот тысяч вольт и тут же в морду ему влетела струя нервно-паралитического газа. Матерясь, я распахнул дверцу, подождал, пока выйдет газ и освободил ногу бедолаги. Тот явно ещё не соображал, на каком он свете, но скоро поймёт, насколько ему повезло. Я свалил его отдыхать на кучу мусора, не подвергая дальнейшим репрессиям — хватит уже…

Мне было гадко и требовалось срочно выпить.

Как ни странно, очнулся я дома, в городской «однушке» в старинном особняке рядом с бывшим главным собором бывшей Империи. Разумеется, неподъемную аренду платил Глебыч — у Влада Кистенёва столько башлей быть не может.