Нил Шустерман - Беглецы

— Тут койка, конечно, не самая удобная в мире, но спать можно, — говорит Иосая. — Вот и поспи пока. Я только еще раз в сортир зайду, и поедем.

Он выбирается из кабинки и закрывает за собой дверь. Коннор прислушивается к удаляющимся шагам — водитель действительно направился в сторону туалета, как и сказал. Наконец мальчик решает, что сделал для своего спасения все, что можно. Нервное напряжение с падает, и сразу наваливается чудовищная усталость. Водитель не сказал точно, куда едет, просто назвал направление, но Коннору и этого более чем достаточно. На север, на восток, на юг, на запад — какая разница, лишь бы подальше отсюда. Мальчик решает подумать о том, что делать дальше, позже. Нужно переживать неприятности по мере их поступления, думает он.

Спустя минуту Коннор чувствует, что засыпает, но моментально просыпается, услышав на улице крики полицейских: «Мы знаем, что ты здесь! Выходи с поднятыми руками, или будем стрелять!»

Силы оставляют Коннора. Похоже, Иосая играл краплеными картами. Нужно выходить, копы ждать не будут. Вот черт. Путешествие окончилось, так и не начавшись. Коннор распахивает дверь, готовясь увидеть инспекторов по работе с несовершеннолетними с пушками в руках.

Полицейские на стоянке есть. Оружие наготове, но целятся они отнюдь не в Коннора.

Мало того, они стоят к нему спиной.

Дверь кабины грузовика, под которым несколько минут назад скрывался Коннор, распахивается, и появляется мальчик, прятавшийся за водительским сиденьем. Коннор немедленно узнает его — они ходят в одну и ту же школу. Парня зовут Энди Джеймсон. Господи, неужели и его отдали на разборку?

Энди напуган, но на его лице не только страх перед полицейскими. Он побежден, раздавлен. В этот момент Коннор осознает, что все еще стоит как вкопанный на пороге кабины и полицейские в любую секунду могут его заметить. Слава богу, пока еще не засекли. Зато Энди заметил, встретился с Коннором взглядом всего на секунду…

После этого произошло нечто замечательное. Выражение отчаяния и горя исчезло с лица Энди, сменившись железной решимостью и чуть ли не триумфом. Заметив Коннора, он быстро отвел глаза и успел сделать несколько шагов в сторону, уводя полицейских прочь и не давая им смотреть по сторонам, прежде чем они схватили его.

Энди видел его и не выдал! День не принес ему удачи, но одну маленькую победу удержать все-таки удалось.

Спрятавшись в тени за боковой стенкой кабины, Коннор осторожно закрывает дверь.

Снаружи, на стоянке, полицейские увозят Энди. Коннор ложится на койку и начинает плакать. Слезы льются ручьями, лицо тут же становится мокрым. Он и сам не знает, по кому плачет — по себе ли, по Арианне или по Энди, — и от этого незнания становится еще больнее и горше. Коннор не вытирает слезы, дает им высохнуть прямо на лице. Он так всегда делал, когда был маленьким. А ведь тогда он, бывало, плакал по такому незначительному поводу, что утром и вспомнить не мог, в чем было дело.

Водитель не заглядывает в спальное отделение. Но вскоре он заводит двигатель, и грузовик медленно трогается. Под убаюкивающий шорох шин мальчик вскоре засыпает.

Из глубокого забытья его вырывает звонок мобильного телефона. Он вскакивает и силится понять, где находится и как туда попал. Хочется лечь снова и досмотреть сон. Ему снилось какое-то очень знакомое место, где он точно не раз бывал, но вспомнить, что это за место и когда он там был, Коннор не может. Во сне он с родителями живет в бунгало на пляже. Младший брат еще не родился. Коннор упал с крыльца — нога провалилась в щель между верхней ступенькой и краем дома. В щели оказалось полным-полно паутины, плотной и мягкой на ощупь, как хлопок. Ему больно и страшно. Коннор кричит как резаный, чувствуя, что ногу вот-вот отхватит гигантский паук. И все же было в этом сне и нечто хорошее — отец бросился к нему, чтобы спасти. Он внес его в хижину на руках, перевязал ногу, усадил у камина, а мать подала чашку с каким-то вкусно пахнущим напитком, напоминающим сидр. Аромат был таким приятным, что, даже проснувшись, Коннор все еще помнит его. Отец рассказал ему сказку, но ее мальчик уже забыл. Но голос отца, нежный баритон, рокочущий, как шум волн, накатывающих на берег, все еще стоит в ушах. Маленький Коннор выпил сидр, прислонился к маме и прикинулся спящим. На самом деле он не спал, а просто старался продлить прекрасные мгновения. Ему хотелось сидеть рядом с родителями вечно. Потом ему приснилось, будто он растворился в чашке с сидром и родители осторожно поставили ее на стол, неподалеку от огня, чтобы напиток никогда не остывал.

Глупая штука — сны. Даже если сон хороший, он все равно плохой, потому что по сравнению с ним реальность кажется еще более отвратительной.

Снова раздается звонок телефона, и остатки сна окончательно улетучиваются. Коннор тянется к аппарату, чтобы ответить, но, вовремя спохватившись, удерживается от этого опрометчивого поступка. В спальном отделении так темно, что он не сразу сообразил, где находится, и с самого пробуждения был уверен, что лежит у себя в спальне. Темнота его и спасает. Мальчик хочет зажечь свет, потому что телефон никак не находится, и тянется к тому месту, где, как ему кажется, стоит тумбочка, а на ней ночник. Рука натыкается на стену кабины, и только в этот момент мальчик понимает, что он вовсе не в спальне. Телефон снова звонит, и Коннор вспоминает все разом. Наконец ему удается найти мобильный в рюкзаке. Мальчик нащупывает его, подносит к глазам и смотрит на экран: звонит отец.

Значит, родители уже спохватились. Неужели они всерьез думают, что он ответит? Дождавшись переадресации на голосовую почту, Коннор выключает питание аппарата и смотрит на часы. Половина восьмого утра. Он протирает глаза, чтобы прогнать остатки сна, и старается вычислить, как далеко они успели заехать. Грузовик стоит на месте, но за остаток ночи, пока он спал, они проехали, наверное, километров триста. Неплохо для начала.

Кто-то стучит в дверь.

— Выходи, парень. Поездка окончена.

Коннор не жалуется: то, что сделал для него водитель, не сделал бы никто другой. Просить о большем этого доброго человека просто грешно. Он распахивает дверцу и выходит наружу, чтобы поблагодарить старика, но оказывается, у двери стоит вовсе не он. В нескольких метрах от кабины полицейские заковывают в наручники Иосаю, а перед Коннором стоит инспектор по работе с несовершеннолетними и довольно улыбается, как людоед, заполучивший желанную добычу. В паре метров от него стоит отец Коннора, сжимая в руке телефон, с которого он только что звонил.

— Все кончено, сынок, — говорит отец.