Тахира Мафи - Сломи меня (ЛП)

Джульетта замирает, ее губы приоткрыты, глаза широко распахнуты, заполнены ужасом. Ее реакция кажется слегка чрезмерной. С ней сегодня определенно что-то не так.

Я знаю, что частично ее чувства связаны с тем, что произошло с Кенджи, но внезапно я перестаю испытывать уверенность в том, что все дело только в этом. Что нет чего-то такого, о чем она мне не рассказывает. Я не могу в полной мере прочесть ее.

Но, опять же, мне кажется, что я уже какое-то время не могу прочесть ее в полной мере.

— Он действительно был настолько плохим?.. — спрашивает Джульетта.

— Кто? — спрашиваем мы с Кенджи одновременно.

— Уорнер, — говорит она. — Он действительно был таким безжалостным?

Боже, она так сильно одержима им. Она питает какой-то странный, непонятный мне, интерес к его запутанной жизни, и это сводит меня с ума. Я уже чувствую, как во мне поднимается гнев, раздражение — даже ревность, — и это нелепо.

Уорнер даже не человек; мне не следует сравнивать себя с ним. Кроме того, она совершенно не в его вкусе. Он, вероятно, съел бы ее заживо.

Кенджи, кажется, не испытывает той же проблемы, что и я. Он смеется настолько сильно, что уже практически хрипит.

— Безжалостным? Джульетта, этот парень — больной. Он — животное. Не думаю, что он вообще знает, что значит быть человеком. Если ад существует, то, я полагаю, он был спроектирован специально для него.

Я мельком замечаю выражение лица Джульетты как раз перед тем, как слышу торопливые шаги, раздающиеся в коридоре. Мы все смотрим друг на друга, но я чуть дольше задерживаю свой взгляд на Джульетте, желая иметь возможность прочесть ее мысли.

Я понятия не имею о том, что она думает или почему она все еще выглядит так, словно пребывает в ужасе. Мне хочется поговорить с ней наедине — понять, что происходит — но Кенджи уже кивает мне, и я знаю, что должен прояснить свой разум.

Пора идти.

Мы все поднимаемся на ноги.

— Эй… так Касл знает, что ты делаешь? — спрашиваю я у Кенджи. — Не думаю, что ему понравилось бы то, что сегодня ты собираешься подняться на поверхность.

— Касл хочет, чтобы я был счастлив, — говорит Кенджи. — А я не буду счастлив, если останусь здесь. У меня есть работа, которую нужно сделать. Люди, которых нужно спасти. Дамы, которых нужно впечатлить. Он с уважением отнесется к этому.

— А что насчет всех остальных? — спрашивает у него Джульетта. — Все так беспокоились о тебе… ты с ними уже виделся? Чтобы, по крайней мере, сказать им о том, что с тобой все в порядке?

— Нет, — говорит Кенджи. — Они, наверное, были бы в ужасе, если бы узнали, что я собираюсь на поверхность. Я подумал, что будет безопаснее сделать это как можно тише. Я не хочу, чтобы кто-нибудь сходил с ума. И Соня с Сарой — бедные девочки — они моментально заснули от переутомления. Это я виноват в том, что у них не осталось ни капли сил, и они по-прежнему говорят о том, что пойдут сегодня с нами.

— Они хотят сражаться, хотя у них и без этого будет куча работы сразу же после того, как мы закончим с армией Андерсона. Я пытался убедить их остаться здесь, но они умеют быть такими чертовски упрямыми. Им необходимо приберечь свою силу, — говорит он, — они уже и так слишком много истратили ее впустую на меня.

— Не впустую… — говорит Джульетта.

— Во всяком слуууууучае, — говорит Кенджи, — не могли бы мы уже, пожалуйста, пойти? Я знаю, что ты хочешь выследить Андерсона, — говорит он мне, — ну а я? Мне бы очень хотелось поймать Уорнера. Пустить пулю в этот никчемный кусок дерьма и покончить с этим.

Я собираюсь рассмеяться — наконец-то, кто— то согласен со мной — когда замечаю, что Джульетта практически сгибается пополам. Она достаточно быстро берет себя в руки, но она слишком моргает и тяжело дышит, поднимая глаза к потолку.

— Хей… ты в порядке? — я тяну ее в сторону, изучая ее лицо. Порой она просто — таки чертовски сильно пугает меня. Я беспокоюсь о ней практически так же сильно, как и о Джеймсе.

— Я в порядке, — повторяет она слишком много раз. Кивая и качая головой снова и снова. — Я просто мало спала прошлой ночью, но со мной все будет хорошо.

Я колеблюсь.

— Ты уверена?

— Да, — говорит она. И затем хватается за мою рубашку, ее глаза широко раскрыты. — Просто будь там осторожен, хорошо?

Я киваю, с каждой секундой испытывая все большее замешательство.

— Да. Ты тоже.

— Идем, идем, идем! — прерывает нас Кенджи. — Сегодня тот самый день для того, чтобы умереть, дамы.

Я расслабляюсь и слегка толкаю его. Здорово, что он здесь — ему удается разбавлять монотонность здешней жизни.

Кенджи стукает меня по руке.

— Теперь ты еще и жестоко обращаешься с травмированным парнем, а?

Я смеюсь, показывая ему средний палец.

— Прибереги свои переживания для поля боя, бро, — ухмыляется он. — Тебе это пригодится.

На поверхности льет как из ведра.

Здесь холодно и влажно, грязно и вообще дерьмово, и я ненавижу это. Я хмурюсь, смотря на Кенджи и Джульетту, завидуя их причудливым костюмам. Они спроектированы так, чтобы защищать их от этой безумной зимней погоды. Мне тоже следовало попросить для себя такой костюм.

Я уже отмораживаю себе задницу.

Мы стоим на чистом, пустынном участке земли возле входа в Омега Поинт, и практически все уже успели рассредоточиться. Партизанская война — единственный доступный нам вариант, поэтому нас поделили на группы. Я, Кенджи, который болен и который едва может нормально ходить, и Джульетта, которая сегодня заперлась в своей собственной голове, — это и есть наша команда.

Да, я определенно волнуюсь.

Как бы там ни было, Кенджи, по крайней мере, выполняет свою задачу: мы уже невидимы. Но сейчас самое время обнаружить место действий и присоединиться к ним. В воздухе отчетливо слышны звуки выстрелов, поэтому мы уже знаем, в каком направлении нам необходимо двигаться. Никто ничего не говорит, но мы и без этого знакомы с правилами: мы сражаемся для того, чтобы защитить ни в чем неповинных людей, и для того, чтобы выжить. И ни для чего больше.