Сергей Елис - Люди Радуги

Ошеломленный не меньше чем Жан, Рево попытался встать из-за стола и что-то ответить. Но понявший всю суть происходящего, Дьор первый это сделал и в гневе прыгнул на, потерявшего свою вальяжность, бандита. Слова, высказанные вошедшим человеком, были последней каплей. От спокойного и хладнокровного бизнесмена с миллиардным оборотом осталась лишь оболочка, наружу вырвался зверь, бьющийся за своё потомство. Первый удар Рево получил в свой тонкий хищный нос. Дико визжа, он, упав на спину, попытался отползти под защиту стола. Не давая ему ни секунды передышки, Дьор со всего маху пнул его под толстую задницу, обтянутую брюками из эксклюзивной коллекции самого дорого модельера Франции. Но это не спасло его, от мощного пинка заставившего затрещать не только ткань, но и само седалище. Воя совсем уж затравленно, Рево полностью лишился человеческого облика. Но вот в дверном проеме появились охранники, прибежавшие на крики своего хозяина. Мигом, оценив образовавшуюся ситуацию, Жан, подхватив ползающего на пузе бандита подмышки, прикрылся им от возможных выстрелов головорезов. И как оказалось вовремя, на него уже были направлены, по меньшей мере, десяток стволов.

— Не стреляйте! — чуть обретший душевное равновесие, прохрипел Рево.

— Ублюдок, говори где мой сын и уйдешь живым! — с угрозой прошептал ему на ухо Дьор.

— Я скажу, скажу, только отпусти, — каким-то странно спокойным тоном произнес бандит.

И в тот же момент резко присел, освобождаясь от захвата Жана. Откатившись в сторону, он закричал охране.

— Стреляйте, стреляйте!

В ту же секунду раздался грохот выстрелов и следом за ним визжащий свист рикошетов, сопровождавшийся безумным звоном.

Открыв глаза, Дьор увидел странную картину. Перед ним в воздухе висела груда вещей, так или иначе состоящих из золота. Вся эта конструкция переливалась дрожащим светом и словно щит прикрывала его от пуль бандитов. Пребывая немного в шоке, Жан все-таки осознал, что это его шанс на спасение и, метнувшись мимо опешивших охранников, выскочил за дверь. У него было несколько минут, пока погоня не бросится за ним. Стоило обеспечить себе надежные тылы, поэтому он, быстро вытащив телефон, набрал экстренный код, который давал знать Густаву, что хозяин в опасности. Тем временем, словно шестое чувство вело Жана вниз в подвальные помещения особняка, где томился его сын. Промчавшись по лестнице, он увидел перед собой коридор.

— Стойте, стойте! Я помогу вам, — услышал он за спиной.

Тяжело дыша, его догонял мужчина в докторском халате, что совсем недавно устроил истеричную сцену в кабинете Рево. Наверное, ему удалось выбежать из комнаты вместе с Дьором в происходящей суматохе. С трудом добежав до Жана, он остановился и, немного отдышавшись, произнес.

— Я знаю, где парень, которого вы ищете. И покажу вам, только заберите меня с собой. После случившегося этот ублюдок Рево не оставит меня живым.

— Хорошо, а сейчас быстрее к Кристофу, боюсь, мой охранник Густав не остановит их надолго, — ответил Дьор.

Собравшись с силами, они еще какое-то время петляли по закоулкам, пока, наконец, не вышли к комнате, где содержался сын Жана. Быстро вытащив мало что соображающего Кристофа, Дьор буквально потащил его на поверхность. Уже поднимаясь по лестнице, они услышали выстрелы и бешеные крики. Видимо, Густав начал свою «грязную» работу. Возвращаясь путем, который показывал доктор, они уже через пару десятков секунд вышли во двор, только с другой стороны, и оказались возле машины. Вытащив телефон, Дьор набрал код отхода и защиты. Теперь осталось дождаться Густава и двигать домой. Но что-то подсказывало Жану, что его охранник и почти друг, уже не вернется. Через какое-то время парадная дверь особняка распахнулась, и оттуда буквально вывалился Густав, весь в крови и с перекошенным от боли лицом. Пройдя несколько шагов, он упал и уже больше не двигался. Поняв, что его печальный прогноз сбылся, Жан кивнул головой, воздавая честь за погибшего и резко выжав газ, стартовал с пробуксовкой, мчась к воротам. И хотя те были закрыты, для усовершенствованной машины с бронированными поверхностями эта преграда не была существенной. Так что, вызвав дикий грохот и подняв кучу пыли, Дьор, Кристоф и их помощник вырвались из западни бандитского особняка. Ветер трепал волосы мужчин в автомобиле, но никто даже не подумал закрыть окна, ощущение свободы не покидало их. Правда, у каждого оно было своё…

Его звали Номин (ལལལལལལལ перевод с тибетского Изумруд) и сколько он себя помнил жил в монастыре Ганден. Обычному человеку, ощутившему на себе жизнь монаха, покажется, что она сурова, скучна и утомительна. Но для того, кто не знает другого, этот путь будет единственным и главным. Тем не менее, Номин получал истинное удовольствие от многочисленных медитаций, укрепляющих дух и тренировок вперемешку с обычной сельской работой, закалявших тело. Иногда ему было дозволено, как Говорящему с Природой, уходить в окрестные горы для единения с миром. Такие периоды давали Номину ощущение сопричастности к чему-то великому. Целыми неделями он бродил по крутым спускам и извилистым тропинкам, омывал своё тело в кристально-прозрачных горных ручьях и внимал. Внимал тому, что шептал ему окружающий мир. Это трудно было назвать какими-то конкретными словами, скорее это были образы. Несущие свою неповторимую и бесконечно глубокую мысль. Часто он прижимался всем телом к какому-нибудь дереву и буквально проникал в него, становясь единым целым. Он не ощущал потребности в общении, так весь мир был его собеседником. Ему не нужны были пища и кров, ведь небо было его крышей, а трава постелью, а насыщение приходило, когда вокруг него дышала сама Жизнь. Он не знал, что такое счастье, но был счастлив. И все, что окружало, было неделимой частью его самого. Конечно, иногда Номин понимал, что он всего лишь человек, но это знание зиждилось где-то на задворках его сознания, оставляя место главному потоку. В котором он был миром, а мир был им. Иногда проявления этого ощущения пробивались в реальность и тогда Номин мог заставить ветви высокого дерева склониться перед ним, а неспелые ягоды созреть за пару секунд. Но чаще он просто любовался хитросплетением тонких связей, что создала Природа для Жизни. Не задумываясь о течении времени, он считал только закаты и восходы. Так проходили месяца, пока ему не нужно было возвращаться в храм, чтобы поделиться частичкой своих знаний с другими монахами. Настоятель монастыря Трипа очень часто лично общался с Номином, что было неслыханной почестью. И только он знал тайну Изумруда. С малых лет, присматривая за Номином, настоятель помогал тому учиться управлять своим даром. И использовать его во благо людей. Поначалу самым сложным было понять, в чем суть странного умения Изумруда. Но спустя какое-то время Трип осознал, что мальчик может видоизменять любую растительную материю зеленого цвета. Так началось становление Говорящего с Природой. Каждый день по несколько часов под присмотром настоятеля он учился владеть своими способностями. Начиная от простого, поднять в воздух травинку, заканчивая сложнейшими заданиями на координацию и сообразительность. Границами умения были только другие цвета. Все же что было зеленым в той или иной степени подчинялось силе его разума полностью. Используя свой дар умерено и аккуратно, Номину удалось сохранить его в тайне столь долгий срок. И сейчас, находясь в позе лотоса и погружаясь в медитацию, в его разуме словно водопад неслись хороводы мыслей, закручиваясь в водовороты идей. Постепенно отходя от своего мирского я, Номин устанавливал связь с окружающим миром. Возможно, это и было тем состоянием просветления, что столько часто упоминался в старинных буддистских трактатах. Но он редко задумывался над такими мелочами, главным для него было единение и желание познания.