Юлия Зонис - Ме-ги-до

Мальчишка кивнул своим, и четверо ребят покрепче, поднатужившись, взвалили полковника на плечи. Голова Жерара бессильно свешивалась, из угла рта стекала темная струйка.

— Он выздоровеет?

— Друг-то ваш? А что с ним сделается? Жаль только, воду хорошую потратили. У нас запас почти кончился.

Паренек вернул фляжку на пояс, сложил руку козырьком и оглядел пустыню. Повернувшись к священнику, он объяснил:

— Надо отсюда валить, а то, когда приползает один, за ним еще два десятка тащатся. Больше чем с двумя-тремя мы не справимся. Да и противно.

Мальчик передернул плечами и зашагал в голову колонны. Отец Павел вздохнул, подобрал винтовку полковника, куртку и рюкзак и последовал за детьми.

Засыпал отец Павел трудно. В старом бункере было душно. Священника устроили на верхней койке, где в пяти-шести сантиметрах от лица уже тянулись черные провода неработающих коммуникаций. Справа ржавел огромный горб воздухоотводника, с нижних нар посвистывали — там спали усталые носильщики.

Бункер остался здесь с какой-то давней войны. На горе над разрушенным поселком все еще щерились растрескавшимся бетоном укрепления и старые пулеметные гнезда. За бетонным коробом утыкались в небо собачьи морды зениток, но давно не было ни снарядов, ни самих зенитчиков. Подземная часть бункера, как ни странно, сохранилась неплохо. Висели даже какие-то таблицы по стенам: пожелтевшие от времени, с надписями на непонятном языке. Инструкции молодому бойцу, усмехнулся светловолосый предводитель. Он провел священника в бункер мимо двух угрюмых подростков с автоматами — если сложить их годы, может, и набралось бы столько же, сколько было сейчас отцу Павлу. Полковника устроили на кожаном диване в центральном отсеке. Жерар все еще не пришел в себя и только слабо постанывал. Кроме дивана, в комнате стоял стол, и на столе даже поблескивал черным лаком трубки мертвый телефон. Низкий потолок зарос плесенью. Вентиляция не работала.

Всего в бункере жила дюжина детей. Одиннадцать мальчиков, одна девочка. Девчонка, тощая, некрасивая, не только готовила, стирала, шила, но и ходила наравне со всеми в охотничьи экспедиции по округе. Звали ее Венди.

«Где же твой Питер?», — пошутил священник, и по недоуменному взгляду догадался, что его не поняли. Эти дети не читали сказок. Вряд ли они вообще умели читать.

Питера звали Йонатаном. Йони Кастелло, светловолосый предводитель, единственный, кто не отворачивался от священника и не хмыкал бессмысленно в ответ на его расспросы. Когда все устроились за столом — на обед были сухие лепешки и каша, нестерпимо воняющая машинным маслом, а в пустой телефонной коробке обнаружились соль и банка с горчицей — мальчишка даже разговорился.

— Я сюда первым пришел. Потом Анджей, — тут он ткнул ложкой в черноволосого паренька, который держал голову полковника, — Лука, Пабло, Марик, Яшка, Семен…

Он называл имена. Мальчишки коротко кивали и возвращались к своему разговору.

— Откуда вы вообще пришли? Из поселка?

Ребята замолчали и все, как один, уставились на него. Священнику стало неловко.

— Из поселка.

Первой фыркнула Венди, за ней смуглый Анджей, и скоро хохотала уже вся дюжина. Брызги каши летели по сторонам, жестяные кружки и тарелки бренчали. Даже Жерар на диване завозился, но так и не пришел в себя.

— Из поселка. Ой, не могу.

Кто-то, кажется, Лука, схватился за живот и съехал под стол. Йони протер слезящиеся от смеха глаза и неожиданно посерьезнел. Он стукнул ладонью по столешнице, и веселье начало утихать — хотя то тут, то там еще прорывалось судорожными всхлипываниями.

— Чего вы ржете? Ну, не знает человек.

Он обернулся к отцу Павлу, прикусил губу.

— Из поселка никто не уцелел. Во всей округе одни мертвые. А мы… Слышал о детишках, которых сбрасывают с самолетов на демонов? Типа, каждая капля невинной крови убьет одного врага, и прочий бред. Ну вот, мы из тех самых, сброшенных.

Отцу Павлу стало душно. Он рванул воротник, да так сильно, что крепкая ткань затрещала. В глазах плясали цветные круги. Помутившемся зрением священник увидел, как Йони перегибается через стол и озабоченно смотрит ему в лицо.

— Да вы чего? Не переживайте так, мы же выжили. Рядом с демонами иногда эти бывают… аномалии гравитационные. Падаешь, а потом воздух густой становится, как песок, до земли продираться приходиться. Многие так выживают.

Мальчик улыбнулся, вспоминая.

— Сначала трудно было, конечно, когда нас было всего трое. А сейчас уже нормально. Когда отец Герасим с нами жил, вообще было здорово.

Священник перевел дыхание. Он не понимал, что с ним творится. И полковник, и Йони говорили об убитых детях как об общеизвестном, и отцу Павлу казалось сейчас, что он и в самом деле где-то слышал — или видел — подобное. И все же это не могло быть правдой. Иначе правдой становилось и многое другое, о чем священнику не хотелось сейчас думать. Он слишком устал. Утерев выступившую на лбу испарину, он пробормотал:

— Я что-то хотел… Ах да. Отец Герасим. Кажется, это он так хорошо благословляет воду?

— Благословлял. Он умер месяц назад.

Снова смерти, подумал отец Павел, когда же это кончится — надеешься встретить живых, а натыкаешься на мертвых.

— Мы его подобрали, вроде как вас, — продолжал между тем белобрысый Йони. — У него парашют не раскрылся, и он ногу сломал. Пролежал несколько дней в пустыне. Мы его сюда принесли, лечили, как могли, но у него уже началась гангрена. Анджей говорил, что надо ему отрезать ногу, но отец Герасим не хотел без ноги. А вообще он был классный. Настоящий священник, не то что некоторые.

И снова отцу Павлу стало неловко. А Йони продолжал:

— Он меня читать научил, по-простому и по-латыни. И много чего рассказал, из Библии и из других книг. Мы ведь вообще не понимали, что происходит. Видим — черви. Взрослые от них умирают, а мы их давим, но когда много, тоже можем умереть. Это если простые бесы, вроде рядовых. А в крепости…

— Постой, — в мозгу отца Павла что-то забрезжило. — Так вы воюете с демонами?

Ребята переглянулись. Белобрысый медленно покачал головой.

— Зачем нам с ними воевать?

— Как — зачем?

Йони запустил пальцы в свой ежик.

— А вот так. Зачем? Отец Герасим тоже говорил: воюйте с ними и побеждайте, вы божье воинство, Господь вам дал силу. И мы сначала так думали. Дрались с ними, как идиоты. А потом до меня дошло. За что мы деремся? За взрослых, которые нас сюда зашвырнули? А вы знаете, что мы все здесь — не детдомовские? Наши мамы и папы аккуратно подписали расписочки и получили от министерства… как это называется? Денежные компенсации. За утрату любимых чад. Во имя всего человечества. Что, не знали?