Агами - Алексей Владимирович Федяров

— Ровные мужики всегда поддержку людскую имеют. Воры их чтут, без них уклада нашего нет.

Паша встал, говорить на эту тему он больше не хотел.

Хромов закряхтел. Знал, что об этом можно больше не спрашивать. Не скажет.

— Плохо, — проворчал он.

— Ещё что у тебя есть ко мне? — резко спросил Паша.

Вице-шеф подкластера встал, одёрнул форменную крутку. От деланного добродушия на лице ничего не осталось. Перед Пашей Старым стоял враг — жестокий и видавший кровь. Которую сам и пускал.

— Расскажи мне, о чём ты с Трофимом Ивановым говорил за неделю до его побега, — коротко потребовал он.

Денис Александрович попросил всех выйти. Ситуацию следовало обдумать самому, и обдумать тщательно. Торопиться не надо. Уже не надо.

Нет, такого случиться просто не могло. Безусловно, волевой выход агента из сложной оперативной разработки возможен, такие риски всегда закладываются в планирование, но для того и существуют системы подготовки, тестирования, психофизиологические исследования, испытания и проверки внедряемого, чтобы подобного не случалось. Современные методы — те, что пришли с новыми спецами, и родные — проверенные, вековые. Денис Александрович не сомневался ни в первых, ни во вторых. Невозможно обмануть эту многослойную систему. Что-то должно было случиться существенное, и случай этот не уровня инцидента. Много серьёзней. Полноценная внештатная ситуация. И ведь известны все возможные причины, всё продумано в профессии Дениса Александровича до мелочей, не абы кто — институты продумывали и практику изучали, а её тысячи томов, этой практики, даже свитки пергаментные и таблички глиняные на эту тему сохранились.

Люди думать ещё не умели, когда следить друг за другом начали. С дерева подсматривать, из кустов поначалу, а потом научились работать с хитрецой, обманом — зайти в город под видом торговца, чтобы оценить изнутри обороноспособность в деталях, или спецназ в коне деревянном за стены крепости доставить. Специальная операция полноценная. Разведка и контрразведка появились раньше письменности, задолго до томов, свитков и табличек.

Потому и думал Денис Александрович над тремя возможными вариантами того, что могло произойти с его сотрудником, — предательство, разоблачение и смерть. Последний вариант, к слову, не худший в такой ситуации. Приемлемый. Самый приемлемый для всех.

Конечно, мог агент выгореть эмоционально и уйти со связи, но тут случай явно не тот. Молодой опер, думающий, инициативный, принимал активное участие в разработке и планировании внедрения.

Но не это точило изнутри по-настоящему. Был фактор важнее, именно он останавливал мысль Дениса Александровича, не давал завершить логические построения, сделать вывод и дать команду. Единственно возможную. Этого пропавшего со связи сотрудника принял на службу он сам. Его и ещё нескольких, всего семерых избранных в том наборе. Четыре парня и три девушки. Пять из этих семи стажёров к работе «в поле» оказались непригодны и растворились в аналитических и статистических службах. А вот Мария Кремер и Станислав Соколовский себя нашли.

Эта мысль была дерзкой изначально. Когда Денис Александрович впервые задумался о вербовке и привлечению на службу особо одарённых детей чуждых, идея показалась сором даже ему самому. Отбросил. Но она не ушла, больше того, пришла уверенность, что подбирать этих детей нужно из тех, кому некуда возвращаться, чьи города попали под Большую реновацию, а родители ушли по первой категории с утилизацией трупов без возможности идентификации и установления места захоронения. Из тех, кто должен был не выжить в определённых им кластерах, к тому и приспособленных — для невыживания.

Денису Александровичу много тогда пришлось выслушать: что дети репрессированных (между собой это слово применялось, хотя к официальному обиходу строго запрещено) лояльными органам безопасности не станут ни при каких обстоятельствах, ещё говорили, что они мотивированы на месть за родителей, но были и те, кто утверждал обратное: дети эти слабы и запуганы, использовать их в оперативной работе невозможно.

Резон был во всех этих словах. Но Денис Александрович верил себе. Прежние города и воспоминания, которые отрывками успели передать родители и опекуны, чьи тела сгнили потом в засекреченных местах, фантомная память и боль от неувиденного — всё это замещалось генетической памятью и передаваемой из поколения в поколение неведомыми даже науке середины 21-го века способами системой опознавания «свой-чужой». Только этим детям, избранным, не могли стать своими ни посконный народ, что топтал их предков веками, ни блатные, что загоняли их под шконки и уничтожали в лагерях массово, только поставляй партию за партией.

— Вы историю почитайте, кто создал всё вот это! — даже вскипел на одном из совещаний Денис Александрович. — Вот это всё, где мы сейчас, нас, систему. Кто они, посмотрите!

И широко обвёл рукой пространство вокруг. Он показывал на портреты на стенах, очень известные портреты умерших своими и не своими смертями больше века назад основателей госбезопасности, первых из первых. Лубянские святые. Канонические образы смотрели на совещавшихся большими ясными глазами, часто из-за пенсне. Узкие лица с тонкими чертами и впалыми щеками укоряли, они не были лицами блатных и лицами кожемяк, и баржи по Волге их отцы не волочили. Из университетов появились эти лица, из библиотек и даже из-за черты оседлости многие.

— Они знали, что делать, они подняли страну, — Денис Александрович быстро пришёл в себя и вернулся в привычный режим подачи материала — короткими выверенными фразами. — Они не дали пропасть нашей истории, — закончил он.

Он искренне верил в то, что ничего бы не осталось на огромной территории без этих людей с портретов. Они жили не хуже мужика, нет, они даже не представляли, как тот мужик живёт, но мужика можно было не кормить и не одевать, можно было бить. Он молчал. Пил горькую и молчал. И этим было в душе безразлично, что там, с мужиком. Нет, они, конечно, переживали и даже могли «уйти в народ», надеть толстовки, косу в руки взять и помахать недолго, могли научиться метнуть бомбу и выстрелить в градоначальника, но это было даже правильно, потому что было — иногда. Так даже надо, чтобы иногда кто-то бросал бомбу и стрелял. Тогда все видят важность тайной охраны. Важность власти. Сильной руки. Чтобы раз — и к ногтю. И в сортире мочить. И предотвращать с нейтрализацией, обязательно с нейтрализацией, и только с ней.

Тогда важнее оказалось, что их самих, тех, кто в пенсне, не били и ели они хорошо. Потому в народ они ходили ненадолго и нечасто. Всё