Федор Сологуб - Капли крови

Воронок сказал:

— Вот, говорят, при полиции девятилетний сидит.

— Бунтовщик, — свирепо сказал вице-губернатор.

Потерин сказал:

— Да, я вот еще слышал, что один тринадцатилетний мальчишка арестован. Такой маленький поганец, а он бунтует, шалыган!

Вице-губернатор сказал угрюмо:

— Этот с дедом в Сибирь идет.

Воронок весь покраснел, и спросил:

— За что же это?

— Смеялся, — угрюмо буркнул вице-губернатор.

Дулебов поспешно и громко спросил Потерина:

— А уж у вас, надеюсь, бунтовщиков нет?

Потерин говорил:

— Нет, сохранил Бог, ничего такого. А только, надо правду сказать, уж очень распущенные нонче дети/

Дулебов с покровительственною ласковостью опять сказал ему:

— А уж у вас хорошее училище. Порядок образцовый.

Потерин расцвел. Расхвастался:

— Да уж я умею подтянуть. Держу их строго.

— Спасительная строгость, — сказал директор.

Поощренный этими словами, учитель-инспектор спросил:

— Можно бы и посечь?

Дулебов увильнул от прямого ответа. Отер лицо ладонью, как кошка лапкою, и заговорил о другом.

Начались умилительные воспоминания о добром старом времени. Рассказывали, как, когда и кого секли.

— Секут и нонче, — с тихою радостью сказал Шабалов.

После завтрака перешли в учительскую комнату. Курящие закурили. Жена учителя Муралова улучила минуту, когда Дулебова отошла в сторону. Она бочком, осторожно, подобралась к Дулебовой, и топотом рассказывала ей о том, как Потерин берет взятки. Из разговора шопотом выделялись отдельные фразы и слова:

— Заметили, Зинаида Григорьевна?

— А что?

— Наш-то инспектор щеголяет в перчатках.

— Да?

— Перчатки! Желтые!

— А что?

— На взятки.

Зинаида Григорьевна обрадовалась, оживилась. Долго было слышно шушуканье злых баб, и раздавался их змеиный шип-смех.

Потом дамы с Шабаловым и с Воронком пошли кончать экзамен. Дулебов с вице-губернатором отправились ревизовать библиотеку. Их сопровождал Потерин. Все было в исправности. Толстые томы Каткова мирно дремали (пыль на них была стерта накануне). Только вот Смирдинские издания сороковых годов заподозрил Дулебов.

— А уж это неудобно, — визжал он, косясь на вице-губернатора. — Нигде в каталогах одобренных книг нет их.

Потерин воспользовался случаем поинсинуировать на учителей. Доносил, что Воронок в церковь не ходит, и для каких-то чтений учеников к себе собирает.

— А уж надо с ним поговорить, — сказал Дулебов. — Пригласите его в ваш кабинет. Я с ним поговорю. А вы пока покажете Ардальону Борисовичу кабинет учебных пособий.

В кабинете Потерина Дулебов и Воронок долго разговаривали.

— Я не касаюсь ваших убеждений, — говорил директор, — но я должен поставить вам на вид, что вносить политику в школы невозможно. Дети не могут в этих вопросах разобраться. Это их развращает.

Воронок сказал сдержанно:

— Агентурным сведениям не всегда можно верить.

Дулебов слегка покраснел. Сказал досадливо:

— Мы не заводим агентов, но у нас много знакомых. Мы здесь давно живем. Мы не можем не слушать того, что нам рассказывают.

Всех бывших на экзамене почетный смотритель Жербенев пригласил к себе на обед. Только один Воронок отказался. Пришли и приехали и все, кто был в училище, и еще многие, кого Жербенев пригласил по этому случаю. Были Глафира Павловна и Кербах. Обед был долгий и обильный. За обедом и после обеда было много выпито. И все опьянели. Один Дулебов был трезв. Только слегка разрумянился от ликеров, — он очень их любил.

Члены черносотенного союза воспользовались случаем сказать Дулебову и вице-губернатору злое о Триродове. Заговорили о Триродовской школе, — и разговоры были пошлые.

— Фотографией занимается, — большой любитель.

— Зазовет к себе детей, разденет до гола, и снимает.

— Да у него и в лесу ребятишки нагишом бегают.

— Что ребятишки! И учительницы.

— Голые не голые, а босиком так они постоянно.

Жербенев сказал:

— Как простые бабы.

— Да, — сказал вице-губернатор, — бабы босиком ходят, а это очень безнравственно. Надо запретить.

— Бедные люди, — сказал кто-то.

Вице-губернатор сердито сказал:

— Это — порнография.

И все ему вдруг поверили. Вице-губернатор угрюмо говорил:

— Он на нас жалуется, что будто бы мы его учительницу выдрали. Но это он врет. Это он сам ее выдрал. Нам не нужно девок драть, — это ему нужно, потому что он очень развратный.

Говорили, что Триродов с хлыстами очень дружит. Кербах говорил:

— Лошадей завел, экипажи, а я знаю человека, который его голяком знал. Подозрительно, откуда у него деньги.

Глафира Павловна смотрела на Шабалова, и шептала Дулебову:

— Он, я знаю, патриот, но у него ужасные манеры.

Дулебов говорил:

— Он очень глуп и неразвит, но усерден. Если его направлять, как следует, то он может быть полезен.

Утром директор народных училищ поехал в Триродовскую школу в Просяных Полянах. Поехали еще вице-губернатор и Шабалов. Собрались все в доме дирекция. Уселись в разные экипажи. Все после вчерашней выпивки были еще немного под парами. Среди прекрасной природы вели пошлые, полупьяные разговоры. Все это вмело вид прогулки на пикник.

Зинаида Григорьевна Дулебова ехала с Кербахом. Они вели язвительные разговоры. Перемывали косточки всем знакомым. Госпожа Дулебова рассказывала о перчатках Потерина. Потом рассказала о самоубийстве свояченицы другого инспектора. Она утопилась, будто бы потому, что боялась, как бы у нее от него не родился ребенок. Потом рассказала, как третий инспектор напился в бане, в там подрался с городским головою.

Шабалов ехал с Жербеневым, в его коляске. Говорил:

— Закусить бы теперь хорошо.

Жербенев уверенно ответил:

— Там дадут.

Гости были уверены, что их ждут. Зинаида Григорьевна Дулебова говорила:

— Самое интересное припрятано.

Кербах сказал:

— Ну, мы разведаем.

Было раннее, свежее утро. Дорога шла лесом. Ехали уже долго. Стало казаться, что без конца повторяются все одни и те же полянки и перелески, холмы, ручьи, мосты. Стали спрашивать кучеров:

— Да туда ли ты едешь?

— Да никак ты с дороги сбился?

— Кажись, туда.

Над домом Триродова видны были две башенки. Они остались вправо. И все никак было не найти дороги. И уже долго плутали. Дороги извивались и разветвлялись. Наконец кучер переднего экипажа остановил лошадей. За ним остановилась и вся вереница экипажей.