Василий Ванюшин - Желтое облако

Инга с трудом прочитала: «Принял Киджи». То была подпись отца Лео. Вот из-за этого он и погиб!..

— Единственный экземпляр, — продолжал Валентин Юльевич, не замечая волнения Инги Михайловны. — Ни одна голова не удержит в памяти этих сложных, во многом путанных, неправильно записанных формул и расчетов. Мне потребовалось семнадцать лет, чтобы свести концы с концами и то благодаря тому, что пришлось заняться анализами космической пыли… Мы сожжем бумагу, а то, что осталось здесь, — он тронул пальцами правой руки лоб, — умрет вместе со мной.

Инга взяла спички, подошла к камину, чиркнула и тут же погасила вспыхнувшую спичку.

— Я думал, вы решительнее, — заметил Валентин Юльевич. — Или вы считаете, что уничтожать не нужно?

— Позвольте мне отрезать уголок с подписью, ее надо сохранить.

— Вы правы. Зачем уничтожать имя человека, погибшего от руки Руиса.

Отрезав ножницами треугольник с подписью отца Лео, Инга подожгла лист и бросила в камин. Плотная, свившаяся в трубку бумага горела медленно, они молча смотрели в камин, пока там белое не стало черным и не распалось, превратившись в кучку золы, похожую на сажу.

— Все, — сказал Валентин Юльевич. — Теперь все. Взгляните, сколько времени?

— Десять часов.

— Можно открыть вытяжную трубу. Из нижнего этажа она проходит справа у камина. Будьте добры, Инга Михайловна… Пусть остатки постепенно улетучатся в воздух. Они не причинят вреда — рассеются в огромном пространстве.

Труба была открыта. Инга сказала:

— Вам необходим врач.

— Ни в коем случае, — резко сказал Валентин Юльевич. — Я сам врач. В конце концов, это мое личное дело. У меня к вам есть только одна просьба.

— Пожалуйста.

— Я догадываюсь, что вы эти дни не сидели сложа руки и не ждали, что же я предприму сам. И все же мне хотелось бы, пока я жив, пусть никто не знает…

Он не договорил: в кабинет заглянула фрау Эльза.

— Приехал господин Руис.

— Где он?

— На веранде.

— Я его жду, — сказал Шкубин и попросил Ингу: — Подождите пока в своей комнате. После мы еще поговорим.

Инга вышла, хотя она не прочь была послушать разговор Руиса и Шкубина.

Когда кончилась радиопередача, первой мыслью Руиса было скрыться у Шкубина за железной оградой «Ордена». И он стал лихорадочно укладывать чемодан. Была уже ночь. Руис сообразил, что внезапный отъезд его из отеля могут расценить как паническое бегство и признание в преступлениях, которые раскрылись только теперь. Дальнейшие размышления привели к вопросу: а могут ли его судить, если прошло семнадцать лет? По законам не могли.

Руис немного успокоился и остался в отеле. А рано утром появился немой посланец Шкубина и передал конверт — в нем был чек. Значит, Шкубин, перепуган, он отказывается работать для Руиса. Единственная опора и надежда… Это был второй удар. Надо непременно уговорить Шкубина, пригрозить, заплатить вперед — все сделать, чтобы он продолжал работу. Подземный завод на его территории должен быть построен.

Руис вошел в кабинет Шкубина, собрав нервы, стараясь показать, что ничего существенного не произошло.

— Эти комми, ах, эти комми! Здорово они научились делать пропаганду, не так ли, мистер Шкубин? Но кто может поверить? — Он говорил больше с восхищением, нежели с возмущением.

Шкубин полулежал в кресле, словно разбитый параличом, он не встал и лишь вяло протянул руку.

— Вы не верите, мистер Руис?

— Как можно верить, если я знаю, чьих рук это дело. Передача подготовлена корреспондентами. Главную роль тут играет Лео Киджи, сын моего радиста, который погиб по нелепой случайности. Мотивы, побуждающие его на это, ясны. Позавчера, за день до радиопередачи, он явился ко мне в номер и прокрутил на своем магнитофоне заранее приготовленную запись, которую потом запустили в эфир. Я позвал полицию, и корреспондента едва не спустили с лестницы вниз головой. Вот вам доказательства, что это всего-навсего пропаганда. Напрасно вы испугались и послали чек. Или я оказался скуповат?

— Я болен, — тихо сказал Шкубин.

— Вы просто устали, дорогой друг, — смягчил голос Руис. — Вам нужно отдохнуть несколько дней. Пусть уляжется вся эта суматоха. Кстати, и мне не лишне переехать к вам. Пожалуй, найдутся здесь такие, кто качнет преследовать меня.

— Любой из моих коттеджей — в вашем распоряжении.

— Благодарю вас. Иного я не мог ожидать.

Шкубин посмотрел на Руиса усталым взглядом, отвернулся, достал таблетку и проглотил ее.

— Так вы полагаете, что все это выдумка, ложь? Не было ни альвинов, ни «желтого облака»? — спросил он.

— Уверен, дорогой друг.

— А откуда этот Лео Киджи мог узнать о формулах?

— Отец его знал моего ученого, который умер. Ученый диктовал их перед своей смертью, а Киджи записывал.

— Но я еще жив, мистер Руис, я проделал подобный опыт, и это не мое открытие, — голос Шкубина заметно окреп.

— Лабораторный опыт, кусочек металла, щепотка пыли… — пожимал плечами Руис. — Как далеко это от того, что рассказано по радио.

Шкубин медленным движением достал из кармана ключ и протянул его Руису.

— Сэр, пойдите в лабораторию. Я не могу вас сопровождать. Пойдите и взгляните — там поставлен другой опыт. Я обещал вам тонны, горы подобной пыли. Гор вы не найдете, но кое-что интересное увидите.

— Надо посмотреть. — Руис взял ключ. — Это должно быть интересно, — сказал он задумчиво. — Очень интересно.

Руис спустился вниз. Он вложил ключ в замочную скважину, сильно сдавил его пальцами, чтобы повернуть — замок, помнится, был тугой. Но ключ повернулся легко и в двери что-то неприятно хрустнуло, словно песок на зубах. Руис потянул за ручку — высокая дверь сорвалась и грохнулась на пол, чуть не прихлопнув его. Из лаборатории в лицо Руису пахнуло густой пылью. Там было темно. Руис пощупал рукой справа на стене — электровыключатель не работал. В темноте, больно стукаясь сухими ногами о стулья и края столов, он подошел к первому окну и дернул за шнур, чтобы открыть штору, штора упала вместе с деревянным карнизом.

Солнечный свет показал картину ужасной запущенности. Фрау Эльза, вероятно, несколько дней не появлялась здесь с мокрой тряпкой. Всюду была пыль — на столах и на полу — серая пыль ровными пологими кучками и словно просеянная сквозь частое сито. Руис присмотрелся. Ему показалось, что знакомые приборы стали иными. Стеклянные баллоны и колбы валялись опрокинутыми, и что-то исчезло из лаборатории, на столах стало свободнее. Но исчезли не какие-нибудь, а лишь металлические предметы. Пришла страшная догадка: вот какой опыт поставил Шкубин!