Игорь Поляков - Доктор Ахтин. Возвращение

Я измеряю артериальное давление — сто тридцать на девяносто — и заглядываю в рот, отодвигая язык шпателем. Затем, с помощью матери повернув её на бок, слушаю легкие и сердце. Пальпируя живот, я вижу темно-красные продольные полосы на коже.

Убрав мой рабочий инструмент в портфель, я говорю матери:

— Ангелина Федоровна, принесите, пожалуйста, страховой полис и амбулаторную карту.

Женщина выходит, и я тихо говорю, глядя в глаза девушки:

— Если хочешь умереть, то надо не только очень сильно захотеть этого. Надо сначала нарисовать в своем сознании все то, что связывает тебя с жизнью, и только потом, разорвав эти картины на мелкие кусочки, ты сможешь обрести покой. Начинай это делать, я приду и, если у тебя не будет получаться, помогу тебе.

Мать девушки возвращается, неся документы. Я отвожу глаза, встаю со стула и иду к столу. Быстро просмотрев записи в амбулаторной карте и вписав свой осмотр и заключение, я пишу ниже лечение. Объясняю матери, что надо купить из лекарственных препаратов, и ухожу, даже не посмотрев в сторону девушки.

Я говорю «до свидания» только матери.

Выйдя из подъезда, я прячу глаза — вечернее солнце ярко светит прямо в них. Всего минут тридцать прошло с того момента, как я вошел в это подъезд, а, кажется, прошел целый год. Я медленно иду домой, думая о Маргарите Сальниковой, о молодой девушке, живущей с диагнозом детский церебральный паралич уже семнадцать лет. Она хочет умереть, и не знает, как это сделать. Маргарита уже неоднократно умирала в сознании, но в реальности способна только, склонившись над пропастью, созерцать бездну.

Вилентьев смотрел в зеркало. На висках появились седые волоски. Он так гордился тем, что у него нет ни одного седого волоска, и вот на тебе — пусть их мало, но сам факт их наличия заставляет задуматься.

Иван Викторович гордился своим хладнокровием. На месте преступления — даже если там всё было залито кровью и кишки трупов были вывернуты наизнанку — он всегда вел себя, как профессионал. Спокойно, рассудительно и деловито. В то время, как молодые следователи выскакивали наружу, зажав рукой рот, он искал улики, не обращая внимание на мерзость ситуации. Да, ему не нравилось ходить на вскрытие в морг, но и это он мог спокойно вынести. Сегодня ему пришлось выезжать на место преступления, где он чуть не потерял сознание, увидев разбитую ударом кувалды человеческую голову. И это случилось впервые.

Неужели что-то в нем сломалось?

Или он просто стареет?

Он услышал голос жены, которая звала его к столу. Поморщившись, он помыл руки и вышел из ванной комнаты.

В последнее время он заставлял себя возвращаться домой. А утром с радостью ехал на работу. И эта ситуация тоже не нравилась ему. Что-то важное уходило из его жизни, и он ничего не мог сделать. Это было сильнее его — брезгливость в отношении жены, которую он когда-то любил так сильно, что не мог себе представить жизни без неё.

Иван Викторович жевал мясо с жареной картошкой и думал, что даже пища стала другой — вроде вкусно, но как-то не так.

— Картошка какая-то сладковатая, — сказал он недовольно.

— Ваня, что ты такое говоришь, — всполошилась жена, — свежая картошка, я её купила на рынке, продавец сказала, что она только что выкопана.

Вилентьев проглотил пережеванный кусок мяса и внезапно подумал, что в последнее время стал думать о женщине, сидящей напротив, обезличенно. Просто жена, словно у неё нет имени. Её зовут Антонина, Тоня, но эти слова даже не возникают в сознании.

У него вдруг возникло чувство, что его привычный мир катится в тартарары. Быстро и необратимо. И седина на висках появилась неспроста. Это не старость. Это просто стрессовая ситуация, на которую он среагировал, как обычный человек.

Но — он опытный следователь, прошедший огонь, воду и медные трубы. Он, Вилентьев Иван Викторович, не может реагировать, как обычный человек в привычной для него ситуации.

Его размышления прервала трель сотового телефона. Майор протянул руку и, быстро глянув на имя на экране и нажав на кнопку, поднес трубку к уху. Он тут же забыл о своих мыслях, о жене и сладкой картошке.

— Да, Валентин.

Звонил молодой следователь, который сегодня дежурил в Управлении.

— Иван Викторович, убийство на улице Калинина. Молодая девушка. Я подумал, что вам будет интересно.

Майор Вилентьев почувствовал, как где-то в области мочевого пузыря возникло нехорошее ощущение.

— Ну, и? — нетерпеливо поторопил он лейтенанта.

— Там, на месте преступления, следователь из Ленинского ОВД. Он говорит, что преступник изрезал тело ножом и очень похоже, что выдавил глаз.

— Так, похоже или выдавил?

— Не знаю, Иван Викторович. Я его не понял. Я позвонил, потому что подумал — а вдруг это ваш маньяк?

— Правильно подумал, лейтенант. Я сейчас приеду. Диктуй адрес.

Вилентьев записал информацию и отложил телефон.

— Ваня, — плачущим голосом сказала жена, — опять? Тебя же дома практически не бываешь. Я думала, мы посидим вместе, посмотрим телевизор.

— Завтра посидим, — сказал Вилентьев, и через паузу заставил себя добавить, — обязательно посидим, Тоня.

Этот звонок словно вырвал его из полуобморочного состояния. Если это Парашистай, то — жизнь начинается снова. Или точнее — она возвращается к той незаконченной строке, за которой началось многоточие. Он быстро собрался и выскочил из квартиры. И, сидя за рулем, он включил радио и с улыбкой на лице стал подпевать, даже не задумываясь над словами песни:

До нужного места он доехал быстро, потому что на улицах, во-первых, было пусто, а, во-вторых, он находился в состоянии эйфории. Он показал удостоверение милиционеру, стоящему у входа в подъезд, и быстро поднялся на четвертый этаж. Санитары выносили на носилках тело, и майор подумал, что опоздал.

— Кого выносите? — спросил он.

— Это родственница жертвы, мать, наверное. Она пока жива, — ответил мужчина, стоящий в дверном проеме, — вы, я так понял, майор Вилентьев?

Заметив согласный кивок, он представился:

— Старший лейтенант Антонов. Следователь из Ленинского ОВД.

Он протянул руку, и Иван Викторович пожал её.

— Пойдемте, жертва там. Мы пока ничего не трогали. Ждем эксперта.

— А что с той женщиной? — Вилентьев махнул рукой в сторону уходящих санитаров.